Саламандра - Полевка
— Ты привел рабыню, как я велел? — Кирель проигнорировал эскападу блондина, — и где же она?
— Вот, — Гаури вытолкнул что-то, завернутое в тряпку, — но толку от нее никакого!
Лекс и Сканд одновременно повели носом. Из-под тряпки ощутимо пахло кровью. Сканд не удержался и одним движением стянул тряпку со скрюченной фигуры. Это и правда была Ма, но в каком состоянии! Ее стройное тело прикрывало куцее полотнище с дыркой для головы и веревочкой на поясе. Лекс остро вспомнил свои первые дни в доме Пушана, как Чока объясняла ему премудрости рабской одежды. Скорее, полотенце с дыркой для головы, которое условно прикрывало тело, оставляя на всеобщее обозрение голые ноги. И на этих боках и обнаженных бедрах красовались алые рубцы от плети. Следы от нее перечеркивали и руки, а один даже пролегал через все лицо. Одна бровь была рассечена, а вместо глаза было белесое бельмо полувытекшего яблока. А на голове вместо отрастающих волос были ужасные царапины и ранки. Похоже, ее брили впопыхах, не заботясь о конечном результате.
Ма дернулась в невольной попытке прикрыть лицо руками, но безнадежно опустила их по бокам и вжала голову в плечи, явно ожидая удара. Лекс застонал от такого ужаса. Он ведь обещал ей, что ее никто больше не обидит и все страшное в ее жизни уже закончилось. Получается, что он обманул ее и не сдержал слова? Хотелось броситься на ее защиту, обнять. Наорать на Гаури, дать ему в морду, чтобы он хоть раз понял, каково это — боль от удара. Но в голове сразу появился голос Тары, который говорил, что любовь к людям — это его слабость и им легко манипулировать, причиняя боль другим. Он сразу обругал себя, что не сдержался перед Кирелем и Гаури, не стоит им подтверждать, что чужая боль может причинить боль ему, иначе все домашние — мальчишки и девки окажутся под угрозой физического насилия. Поэтому он перехватил сползающего Ламиля и укоризненно посмотрел на Гаури.
— Зачем ты испортил кормилицу? — Лекс постарался удержать лицо, — ты, что, не слышишь, как от нее вкусно пахнет, не то, что от твоей! Кирель, ну, сами сравните!
Кирель приподнялся и подошел ближе к Ма, принюхиваясь. От нее действительно пахло вкусно, как от грудного ребёнка, немного кисленьким молоком и сладкой карамелькой. И хотя этот запах сейчас перекрывался запахом крови и немытого тела, но все равно, его было не сравнить с запахом второй кормилицы, так и стоящей в углу. Кирель обнюхал Ма, а потом повернулся к дородной кормилице и принюхался к доносящемуся от нее запаху. Контраст был разительным. Кирель нахмурился и посмотрел на Лекса.
— Теперь понимаете, почему Ламиль отказывался от ее молока? Меня бы тоже никто не заставил прижаться к ней, даже ради еды!
— У тебя пропало молоко? — уточнил Сканд.
Ма торопливо отдернула дерюжку на груди и сжала чумазыми пальцами маленькие грудки. Из бусинок сосков показались маленькие белесые капельки. Лекс решил не сдаваться. В конце концов, Ламиль уже ест кашу, а значит, смерть от голода ему не грозит! Но вот оставлять Ма в руках садиста, вот это фиг вам!
— Ее надо просто накормить и дать много попить! — Лекс авторитетно покачал головой, — молоко не пропало, его просто мало от плохого питания кормилицы! И вообще, ее отдали мне вместе с Ламилем! А значит, она моя! Как ты мог испортить чужую вещь? Это безобразие! Она моя рабыня!
— Пока моя, — хмыкнул Хранитель материнской кладки, — но я тоже не одобряю такого отношения к нужным людям.
— Папа, подарите мне кормилицу! — Лекс постарался улыбнуться, — как подарок к линьке!
— Хм, ладно, — Кирель щелкнул пальцами, перед ним вырос монах, — перо и папирус! Я напишу тебе дарственную, пошлешь своего человека, пусть в магистратуре переоформят собственность.
Кирель сел на кровать. Монах принес ему на колени небольшой столик, на котором стояли чернильный набор, перо и трубка свернутого папируса. Кирель быстро написал пару строк, Лекс посмотрел на вязь закорючек и мысленно пообещал себе наконец разобраться с местной письменностью. Заодно напомнил о ребенке кормилицы, чтобы подарок был «в полном комплекте», и вернул Кирелю лукавую улыбку. Тот дописал еще одну строчку, а потом капнул расплавленным воском на низ бумаги и поставил оттиск своего перстня.
— Ладно, дети, отправляйтесь домой! — Кирель подошел к Лексу и передал ему папирус со свежими чернилами и пока все еще горячим воском на печати, — ты стал просто невероятным! Рад увидеть тебя снова. Я хочу статую с твоим изображением. И пошлю к тебе мастера. Если я не смогу наслаждаться твоим обнаженным телом, то хотя бы буду любоваться мраморным совершенством. А теперь идите и позаботьтесь о ребенке!
— Да, папа, — Лекс склонил голову и прижал к себе Ламиля, — мы уже уходим. Звезда моя, поцелуй папу, помнишь, как тогда поцеловал Сканда?
Ламиль ухватился крепче за косу Лекса и потянулся к непонимающему Кирелю, но Лекс кивнул головой, ободряюще улыбнулся Первосвященнику, и тот подался вперед к ребенку. Ламиль исполнил фирменное «паф» в щеку родителю и довольно улыбнулся. А вот Кирель неожиданно смутился и отпрянул в сторону. Он схватился рукой за щеку и отошел к окну. Лекс растерялся, он не ожидал такой резкой реакции от всегда сдержанного Киреля, он, похоже, невольно нарушил какие-то допустимые границы поведения. На всякий случай погладив растерянного ребенка по спине, Лекс пошел к входной двери, желая оказаться дома как можно быстрее. Сканд молчал. Он заметил и «поцелуй» Ламиля и неожиданную реакцию родителя, и теперь прикидывал возможные варианты развития событий. Если Кирель почувствовал себя задетым, то он не преминет наказать виновника, и тогда надо быть настороже, ожидая чего угодно.
Лекс со Скандом были уже у двери, когда Кирель их окликнул.
— Я стараюсь не привязываться к Ламилю. Он все равно уйдет из дома. Я смотрю на него, как на часть обязательств, которые надо выполнить, но вот пускать его в свое сердце я не хочу. Не суди меня строго, Лекс. Пойми… Полюбив его, я начну переживать, и тогда начну пытаться контролировать и его, и его окружение. А делать это на большом расстоянии неправильно, да и опасно. Такая забота на расстоянии сродни веревке, которая удерживает от падения в пропасть, но такая веревка может обратиться удавкой на шее, и я этого не хочу. Я рад, что у Ламиля есть ты и Сканд, вы подарите ему любовь, так необходимую
