Саламандра - Полевка
— Вот. Зажми зубами и, главное, не кричи, детей испугаешь! — Тиро вложил палочку в приоткрытый рот и кивнул Бэлу.
А потом одним плавным движением вытащил ложкой из глазницы белесый шарик. Ма напряглась всем телом, но не издала ни звука. Тиро закинул свою добычу в тарелку и, зачерпнув из горшка мази, щедро смазал открытую рану. Руки бедняжки отпустили, ее трясло. Тиро погладил ее по щеке, а Бэл подхватил на руки обессиленное тело.
— Отнесу ее к Тургулу, у нас есть прекрасные мази, и обезболивающие, и заживляющие… Бэл стремительно понес Ма в дом. Тиро с ласковой усмешкой смотрел им в спину. А потом подошел к Сканду.
— Похоже, когда придет время, у Тургула не только младший муж появится, но и жена! — Тиро ухмыльнулся, — он так орал, когда ее забрали из дома. Хорошо, что у него ноги не до конца отросли, а то он устроил бы потасовку во дворе!
— Ну, Тургул все же командует манипулой, — Сканд задумался, — и деньгами на дом мой любезный муж его уже обеспечил, ему теперь хватит и на дом, и на семью.
— А что произошло в наше отсутствие? — Лекс придержал Ламиля, который вошел во вкус раскачивания качелей, — нас не было три дня…
— В первый день императорская чета так и не спустилась в старый город, — Тиро хмыкнул и заправил большие пальцы за пояс, — Ламиль проснулся, а рядом нет ни Мой и ни Ска! Визг стоял такой, что скорость, с которой императорский кортеж мчался в столицу, перепугала стражу на воротах! Стражники решили, что за императорами кто-то гонится, и едва не порубили сопровождавших гостей в салат!
Сканд глухо засмеялся, а Лекс заволновался, — все живы?
— Да, — Тиро хмыкнул, — несколько ящеров пострадало. Им охрана ноги перерубила на ходу. Послы кувыркнулись носами в пыль, но, слава Семизубому, все они опытные воины и поэтому сильно не пострадали! Так, устроили небольшую потасовку у ворот, но до кровопролития не дошло. Шарп потом взамен погибших ящеров подарил молодых детенышей без привязки и денег отсыпал за расстройство, это, конечно, не заменит потерю верного ящера, но хотя бы утешит гордыню.
— Так что было потом? — поторопил Лекс.
— Примчался Кирель, и только что огнем не плевался, что кормилица осталась дома. Я сразу сказал, что это была твоя идея, оставить женщину дома, но не знаю, услышали меня или нет. Ламиля отдали Ма, он сразу замолчал. Вначале покушал, а потом так и заснул с титькой во рту, видно, притомился так долго орать. Тут Кирель и приказал Гаури забрать ребенка, мол, до дальнейших распоряжений. А потом все во дворец вернулись. Тут как раз выяснилось, что послы устроили заварушку на воротах, и Шарп помчался разбираться. А все остальные отправились пировать. Чаречаши остался очень недоволен, что Сканд уволок мужа не пойми куда. Кирель его только что не за ухо потащил во дворец, вино пить и девок щупать.
— Бедный мой! — Лекс погладил Ламиля, — испугался?
— Да! — Ламиль скривил ротик и приготовился плакать, но Лекс пощекотал его ребрышки, и Ламиль захихикал и стал вертеться.
Лекс сразу встал с качелей и отправился в дом. На кухне все было по-старому, пахло горящим очагом, кашей, тушеным мясом и горькой травяной настойкой, которую здесь пили вместо чая. Она, как говорил Тиро, стимулировала аппетит у раненых. Лекс пошел в атриум, очень хотелось посмотреть на себя в зеркало. Все так же горели светильники на треногах, все так же стояли в вазах цветы, только теперь дом был расцвечен различными запахами и звуками. Шумели на улице дети, время от времени срываясь на смех, в глубине коридора по очереди бубнили два голоса, как два толстых комара, слов не разобрать, но было слышно, что разговаривают двое. По всей видимости, Бэл рассказывал Тургулу о том, что произошло во дворе. От светильников пахло углем и ароматическим маслом. Наверное, это оно давало такие устойчивые лепестки огня. От ваз пахло сыростью и цветами. Одни пахли нежно, другие приторно, но, на удивление каждый букет имел собственный запах.
Лекс остановился возле ближайшей шкуры, растянутой в простенке. Ламиль с интересом принюхался, а потом потрогал шелковистый мех. Лекс перешел к следующей шкуре, она была с короткой густой шерстью, как у дикого кабана, совершенно без подпушка. Ламиль поерзал по ней руками и недовольно скривился. Следующая шкура была пятнистая с коротким мягким мехом, малышу она понравилась больше. Но вот дальше висели зеркала и между ними растянутая громадная шкура с белоснежным мехом. Ламиль не обратил внимания на зеркало, но вот исполинская лапа с когтями произвела на него неизгладимое впечатление!
Пока ребенок урчал, гладил огромную лапу и пытался помусолить громадные полупрозрачные загнутые когти, Лекс рассматривал себя. Это было очень необычно. Если раньше он выглядел лет на шестнадцать, то теперь на все двадцать! Он больше не был грациозным юношей, пусть и с широким разворотом плеч, но все равно, по-юношески стройным. И пусть он не походил в последнее время на женоподобных младших, но и на мужчину он походил скорее условно.
Но теперь на Лекса смотрел молодой парень. Уже не мальчик, а почти мужчина. Как раз в том прекрасном возрасте, когда все начинают доказывать себе и друг другу свою состоятельность, как человека. Когда отошли подростковые комплексы и попытки доказать себе и другим свою самцовость. Когда отгремели первые «любови» и секс потерял былую загадочность и остроту впечатлений. Именно в этом возрасте Александр Яворский с головой бросился в омут работы, и учеба приобрела другой вкус и смысл. Когда предметы по специальности вызывали чесотку за ушами, и он перелопачивал дополнительные материалы и тиранил преподавателей каверзными вопросами. Он и в прошлой жизни был красивым парнем, а потом мужчиной, но парень в зеркале не потерялся бы и в старом мире.
За его спиной мелькнула тень, это Сканд заглянул в зеркало, пытаясь понять, что там увидел рыжик, раз застыл с таким растерянным выражением глаз. Лекс присмотрелся к себе опять, теперь ориентируясь на вкусы этого мира. Да, Лекс был красив чеканной красотой безупречной генетики. Когда партнерш выбирают за красоту экстерьера из поколения в поколение. Как здесь говорили — «царская кровь», когда потомков выбраковывали из двух десятков младенцев, оставляя наиболее совершенного. Такого, как Кирель. Такого, как он. Где малейший изъян во внешности становился смертным приговором. Только так можно было получить такое законченное, филигранное соотношение размера и пропорций.
Лекс задумался, если попытаться
