Повесть о кольце - Джон Рональд Руэл Толкин
Они лежали рядом; и вот слетел Гваихир, и слетели Ландроваль и быстрокрылый Менельдор; и во сне, не сознавая выпавшей им судьбы, странники были подняты и унесены от огня и мрака.
Очнувшись, Сэм увидел, что лежит в каком — то мягком ложе, и над ним плавно покачиваются раскидистые ветви буков, а их молоденькие листовки просвечивают на солнце золотым и зеленым. Воздух был наполнен нежным, смешанным запахом.
Он вспомнил этот запах: аромат Итилиена. — Ох! — пробормотал он. — Интересно, долго ли я спал? — Ибо запах перенес его к тем дням, когда он развел свой маленький костер на солнечном берегу; и на мгновение его пробуждающаяся память не могла уловить ничего из случившегося потом. Он потянулся и глубоко вздохнул. — Ох, какой же сон мне привиделся! — пробормотал он. — И как я рад, что проснулся! — Он сел и тут увидел, что рядом с ним лежит Фродо, спокойно спящий; одну руку он подложил себе под голову, другая лежала на одеяле. Это была правая рука, и третьего пальца на ней не было.
Все воспоминания разом нахлынули на Сэма, и он вскричал: — Это был не сон! Где же мы?
И чей — то голос ласково произнес позади него:
— В Итилиене, на попечении правителя; и он ожидает вас. — И перед ним появился Гэндальф, одетый в белое, с бородой, сверкающей в отсветах солнца, как чистейший снег. — Ну, добрый Сэмвиз, как ты себя чувствуешь? — спросил он.
Сэм снова упал на свое ложе и смотрел, открыв рот, и в первую минуту, охваченный изумлением и радостью, не мог ответить. Наконец он сказал пораженно: — Гандальф! Я считал вас мертвым! Но потом я считал мертвым и себя. Неужели все дурное было неправдой? Что случилось с миром?
— Великий Мрак исчез, — ответил Гандальф и засмеялся, и этот смех был, как музыка или как вода для пересохшей земли; и, услышав его, Сэм подумал, что не слышал смеха, звука чистой радости, вот уже несчетное множество дней. Этот смех был для него, как отголосок всех радостей, каюие он только знал. Но сам он заливался слезами. Потом, подобно тому, как светлый дождь уходит вместе с весенним ветром и солнце начинает сиять еще ярче, так и у него слезы высохли, он засмеялся и вскочил с ложа.
— Как я себя чувствую? — вскричал он. — Я даже не знаю, как рассказать об этом! Я чувствую… — Он взмахнул руками. — Чувствую себя как весна после зимы и как солнце на листьях, и как трубы и арфы, все песни, какие я когда-либо слышал! — Он прервал себя и обернулся к своему другу. — Но разве не ужасно то, что случилось с Фродо, с его бедной рукой? — спросил он. — Надеюсь только, что в остальном он здоров. Ему было очень трудно!
— Да, в остальном я здоров, — сказал Фродо, садясь на постели и тоже смеясь. — Я уснул, ожидая тебя, Сэм, лентяй! Я проснулся сегодня рано утром, а сейчас скоро полдень.
— Полдень? — переспросил Сэм, стараясь сообразить время. — А какого дня?
— Сегодня четырнадцатый день после Нового Года, — ответил Гандальф, — или, если хотите, восьмое апреля по Широкому счету, так как вы считаете в марте тридцать дней. Но в Гондоре днем Нового Года всегда будет считаться двадцать пятый день марта, когда Саурон пал и когда вас из огня принесли к правителю. Он поцеловал вас, а теперь ждет. Вы будете пировать с ним сегодня. Когда вы будете готовы, я отведу вас к нему.
— К правителю? — спросил Сэм. — Что за правитель и кто он?
— Правитель Гондора и Западных стран, — ответил Гандальф. — Он достиг того, чего хотел. Сейчас вы должны идти к нему.
— Что мы наденем? — спросил Сэм, так как видел на земле, рядом с их постелями, только те старые, изношенные одежды, в которых они проделали путь.
— Те одежды, в которых вы странствовали, — ответил кудесник. — Никакие шелка и полотно, ни доспехи, ни гербы не могут быть почетнее. Но потом — посмотрим.
6.
Хоббиты умылись, оделись и слегка перекусили, а потом последовали за Гандальфом. Из буковой рощицы, в которой лежали, они вышли на большой зеленый луг, блистающий на солнце и окруженный высокими деревьями с пышной листвой, усеянной алыми цветами. Позади себя они слышали шум водопада, а впереди видели поток, струящийся в цветущих берегах и уходящий в заросль по ту сторону луга: там он журчал под сенью ветвей, сквозь которую просвечивали блики на его поверхности.
На лугу собралось множество рыцарей в блестящем вооружении и статных воинов в черных с серебром доспехах, и все почтительно приветствовали их и кланялись. А потом они прошли под деревьями вдоль ручья и вышли на обширное зеленеющее поле, а за полем была широкая река в серебристой дымке, а на реке — длинный лесистый остров со множеством кораблей у берега. А на поле собралось огромное войско, стоявшее блестящими рядами, в строгом порядке. И когда Хоббиты приблизились, то засверкали выхваченные из ножен мечи, и заколыхались склоняемые копья, и запели рога и трубы, а люди закричали многими голосами и на многих языках: — Да здравствуют Хоббиты! Хвалите их, Фродо и Сэмвиза, хвалите Кольценосцев, хвалите их великой хвалой!
И так, с яркой краской на лице, с глазами, блестящими от изумления и восторга, Фродо и Сэм прошли вперед и увидели, что посреди поля сложены из зеленого дерна три высоких престола. Над правым из них развевалось знамя, на котором, белый на зеленом, мчался неоседланный конь; над левым — знамя, где был изображен на синем фоне белый корабль, разрезающий волны грудью белого лебедя у него на носу, а над средним, самым высоким из трех, веялось по ветру большое черное знамя с белым цветущим деревом, осененным семью звездами. На троне сидел человек с мечом поперек колен, в кольчуге, но без шлема. Когда они подошли ближе, он встал. И тогда они узнали его, хотя он и изменялся — высокого и помолодевшего, темноволосого и сероглазого.
Фродо кинулся ему навстречу, Сэм за ним по пятам. — Ну вот, в довершение всего! — вскричал он. —
