Повесть о кольце - Джон Рональд Руэл Толкин
— Что это значит, повелитель, — обратился к нему Гандальф. — Дом мертвых — не место для живых. И почему ваши люди бьются здесь, когда враги подступают к Воротам Города? Или наш Враг пришел уже и в Ограду Успокоения?
— С каких пор правитель Гондора стал ответственным перед тобою? — возразил Денетор. — И разве я не могу приказывать собственным слугам?
— Можете, — ответил Гандальф, — но другие могут не признать вашей воли, если она обратилась к безумию и злу. Где ваш сын Фарамир?
— Он там, внутри, — сказал Денетор, — и горит, уже горит. Огонь в его теле! Но скоро все сгорит. Запад пал. Он весь сгорит, и останется только пепел, развеянный ветром!
Видя, что он охвачен безумием, Гандальф отстранил его и бросился внутрь, а за ним — Пиппин и Берегонд. Они увидели, что Фарамир лежит в забытьи на каменном столе; под столом и вокруг него были навалены дрова, пропитанные маслом, и маслом были пропитаны одежда и покрывало фарамира, но огня еще не было. И тут Гандальф показал, что в его старых руках скрыта большая сила, подобно тому, как сила его знаний скрывалась под его серым плащом. Он легко взбежал на груду дров, поднял раненого на руки и понес к двери. Но Фарамир при этом застонал и позвал отца сквозь сон.
Денетор вздрогнул, словно пробуждаясь; пламя в глазах у него погасло, и он заплакал и сказал; — Не забирайте моего сына! Он зовет меня!
— Он зовет, — ответил Гандальф, — но вы не сможете подойти к нему. Он должен искать исцеления на пороге смерти, и неизвестно, найдет ли его. А вы
- вы должны идти и сражаться за свой Город, и там, быть может, ждет вас смерть. Вы и сами это знаете.
— Он не проснется больше! — простонал Денетор. — Все напрасно. Зачем нам жить? Зачем не уйти из жизни вместе?
— Ни вам, никому другому не дано приблизить час своей смерти, — возразил сурово Гандальф. — Так делали только те, которые, поддавшись Силе Мрака, в гордости и отчаянии убивали себя и истребляли весь свой род вместе с собою. — Он вынес Фарамира из усыпальницы и положил на те самые носилки, на которых раненый был принесен сюда: они еще стояли у входа. Денетор последовал за ним, не сводя глаз с лица своего сына, но остановился, едва шагнув за порог.
— Идемте! — сказал ему Гандальф. — Вы можете сделать еще многое.
Но Денетор вдруг засмеялся, быстро отступил к столу и выхватил что-то из-под подушки, на которой недавно покоилась его голова. Вернувшись к порогу, он поднял этот предмет — темный шар, наподобие хрустального, с красным огнем внутри; Пиппин узнал Палантир, совершенно такой же, как Камень Ортанка, и, задрожав, поспешно отвел глаза. Камень в руке правителя запылал, озаряя его лицо красным светом, и оно казалось высеченным из твердого камня — жесткое, гордое и страшное.
— Гордость и отчаяние! — вскричал Денетор. — Не думаешь ли ты, что Белая Башня ослепла? Нет, Серый Безумец, я видел больше, чем тебе кажется!
Твоя надежда — лишь неведение. Ступай исцелять, кого хочешь, биться, с кем хочешь! Все будет напрасно. Сила, обратившаяся против Города, непреодолима.
Запад побежден, и нам всем время уйти, если мы не хотим быть рабами.
— Такие речи ведут только к победе Врага, — заметил Гандальф.
Но Денетор гневно засмеялся и осыпал его упреками. — Разве я не вижу, чего ты хотел, Митрандир? — вскричал он. — Ты хотел править вместо меня, править на севере, юге и западе. Разве ты не приказал вот этому Хоббиту молчать и говорить, когда ты захочешь? Разве не подослал его ко мне, как соглядатая? Но я проник во все твои замыслы. Одной рукой ты держишь меня, как щит против Мордора, а другой — ведешь Бродягу с Севера на мое место. Но я не уступлю ему, не признаю прав этого выскочки!
— Что же вы сделали бы, если бы все шло по вашей воле? — спросил Гандальф, не отвечая на его упреки.
— Я бы оставил все, как оно было при мне и при всех моих предках, — ответил Денетор. — Я был бы правителем Гондора и оставил бы свое наследие сыну, который был бы сам себе господином, а не учеником чародея. Но если рок не дал мне этого, я не хочу ничего: ни жизни, ни любви, ни чести.
— Ни честь, ни любовь не страдают, если вы уступаете тому, чьи права больше ваших, — возразил Гандальф. — А что до вашего сына, то не отнимайте у него права выбора, когда он лежит на пороге смерти.
При этих словах глаза у Денетора снова вспыхнули; он выхватил из-за пояса кинжал и бросился к носилкам, но Берегонд успел загородить их собою.
— Вот как! — вскричал Денетор. — Ты уже похитил у меня любовь моего сына, а теперь похищаешь и верность моих воинов? Но одного ты не похитишь у меня: права распоряжаться своей судьбой. — И, обратясь к своим слугам, он крикнул: — Ко мне, если вы еще верны мне! — Двое из них подбежали к нему; он выхватил факел из рук у ближайшего и кинулся к костру. Не успел Гандальф помешать ему, как он сунул факел в дрова, и они мгновенно вспыхнули.
Тогда Денетор вскочил на стол, схватил лежавший там жезл правителя и, сломав о колено, бросил в огонь. Сделав это, он лег, прижимая Палантир к груди обеими руками. И говорят, что с тех пор всякий, заглянувший в этот Камень, — если его воля не была достаточно сильна, чтобы направлять взгляд к другой цели, — видел в нем только две старческие руки, обугливающиеся в пламени.
С ужасом и скорбью Гандальф отвернулся и закрыл дверь. Некоторое время оттуда слышался только треск и шум огня; потом раздался громкий вопль — и все смолкло.
3.
— Таков конец Денетора, сына Эктелиона, — произнес Гандальф. — Таков конец и того Гондора, который мы знали: к добру или к худу, но его дни окончились. Злые деяния совершились здесь; но вы забудьте вражду, лежащую между вами, ибо она была делом Врага, и вы все попали в его сети. А вы, слуги правителя, слепые в своем повиновении, помните, что если бы не измена Берегонда, то Фарамир, Страж Белой Башни,
