Громов: Хозяин теней 5 - Екатерина Насута
— Вы нет. Ваши родители — да. Кстати, чем жених-то не устроил? Молод. Хорош собой. И отзываются о нём весьма лестно. Не кутила, не гуляка, напротив, серьёзный молодой человек, настроенный служить на пользу Государя и отечества. О внешности судить не возьмусь…
— Вот сами за него и выходите! — огрызнулась княжна, натягивая одеяло так, словно собиралась в нём спрятаться.
— Боюсь… моя супруга будет против, — Карп Евстратович позволил себе улыбку. — Вы не явились на бал, который Шуваловы устраивали в честь помолвки, точнее на котором должны были объявить об этой самой помолвке. Вдруг резко занемогли по официальной версии. Но чтобы целитель и вашей силы приболел? Отнюдь… а после болезнь затянулось. Пошёл слух, что вы сильно пострадали от нападения террористов. И что для восстановления здоровья отбыли на воды. А оттуда прямиком в монастырь. Меж тем в городе, в обществе… особого склада… пошёл слух, что некий весьма состоятельный господин ищет сбежавшую дочь. И обещает за возвращение её в родные пенаты ни много, ни мало — двадцать тысяч рублей. И ещё пять — за информацию о местонахождении. Как вы думаете, скольких девиц попытались всучить вашему папеньке?
За такие деньги? Думаю всех, кто хоть отдалённо напоминал Одоецкую.
Папеньке её я от души посочувствовал.
— Я… я просила их не искать меня! Я писала письма… пока могла. Что жива. Что со мной всё в порядке… и…
— Быть может, вы сами расскажете?
Упрямо поджатые губы. И брошеное в сторону.
— Вы не поймёте!
— Ох уж эта молодость, — Карп Евстратович покачал головой. — Ведь только вам позволено испытывать истинные эмоции. Гореть там любовью или идеей. Или любовью к идее. А мы, старики, только и можем, что ворчать. Куда уж до понимания… родители пытаются устроить судьбу любимой дочери, как оно им видится правильным, через брак с состоятельным и перспективным молодым человеком. При том у девицы имеется место в свите сестры государя. Дар. И в целом немалые возможности… но это же не то!
— Издеваетесь…
— Нет, пытаюсь понять, что заставило вас сбежать.
— Да не хотела я замуж! Не хотела! И говорила об этом много раз! Но кто ж меня будет слушать! Правильно. Вы старше. Опытнее. И лучше понимаете, что мне для счастья надо! А я избалована и потому не понимаю. Не вижу! А я как раз и вижу! Это всё пустое! Эта придворная жизнь, где из всех событий — кто кому улыбнулся, подмигнул или позвал на тайное свидание. Бесконечное обсуждение фасонов и нарядов, а ещё чужих похождений. Неприкрытое лицемерие, когда важно соблюдать внешние приличия и не более того. Я сходила там с ума! Я… я задыхалась. И говорила маме, отцу говорила… а они не понимали! Просто не понимали, что не так. Всё ведь хорошо. Замечательно даже. У меня столько всего, о чём многие только мечтают. И зачем мне что-то другое? Учиться⁈ У меня отличное домашнее образование. Я знаю четыре языка, отлично музицирую, пишу акварели и кое-как, но слагаю стихи. Ах да, и могу составить меню на званый ужин. Или дружеский. Правильно рассадить гостей… знаю, как и к кому обращаться по титулу. Какая ещё учёба? На кого? На целителя? И работать⁈ Глупость какая невероятная!
Припекло её, однако.
— Это дед настоял, чтобы меня отпускали к нему. Он и занимался развитием дара, хотя опять же, к чему мучиться, когда и так хорошо. Дед помог устроиться в госпиталь. В обычный госпиталь! Отцу это не понравилось, он даже потребовал, чтобы я бросила пустое. Но я сказала, что сама Великая княжна в госпиталь заглядывает и не чурается помогать слабым. И она одобрила мой поступок.
— А пойти против одобрения Великой княжны ваш батюшка не мог.
— Именно. Сказал, то ладно, что пускай, незамужней женщине можно. А потом мой долг — рожать детей и заниматься домом. И я… я просто представила, что вся моя дальнейшая жизнь… это ужасно!
— Сочувствую.
— Смеетесь?
— Ничуть. У меня три дочери. Старшая обожает ленты для волос, какое-то кружево, шляпки… а средняя заявила, что ничего этого ей не надо. Она желает стать землемером. Супруга в ужасе. Но надеется, что та передумает.
— А вы?
— А мне кажется, что люди весьма различаются. И у каждого свой путь к счастью, — сказал Карп Евстратович. И ведь не соврал. Ну или так умело, что я не понял.
— Дед также говорит, — Одоецкая произнесла это куда спокойнее.
— Он помог вам сбежать?
— Нет. Я… понимаете, в госпитале… я ведь не только в тот ходила, в который меня дедушка устроил. Нет, нет. Я его не подвела. Я работала, но там ко мне относились…
— Снисходительно?
— Именно. Там имелись свои целители. Весьма хорошие. Сильные. И они деду не отказали, но и допускать до работы меня не стремились. Так, по малости. Перевязки делать. Развлекать болезных беседами. И только в чистые палаты, к людям достойным. Но были там и студенты-медики. Они меня и пригласили работать вне госпиталя. Они открывали бесплатные врачебные кабинеты, где и принимали всех, кто приходил. С одной стороны, это практика. И возможность раскачать дар, увеличить личную силу. И в целом… с другой — шанс для простых людей получить помощь целителя.
— Это незаконно. У вас ведь не было лицензии.
— Была. У… у Грозового… это псевдоним. Он закончил университет. И имел право практиковать, как и учить. Он открывал кабинет под своим именем, а работали в нём мы. И поверьте, мы много полезного сделали!
— Верю, — согласился Карп Евстратович. — А дальше? Вы сближались с новыми друзьями, верно?
— Да. Они нисколько не походили на тех, с кем я имела дело прежде. Это было так… так необычно! — она кривовато улыбнулась. — Впервые со мной обсуждали не брачные перспективы какого-нибудь овдовевшего князя или чьего-то родственника, а действительно важные вопросы. Мы говорили о бедственном положении народа. О том, как тяжело приходится тем, кто работает на фабриках. И не легче тем — кто остаётся на земле. О том, почему получилось так, что большая часть страны прозябает в нищете. А меньшая, получив в свои руки богатства, не стремиться потратить хотя бы малую их толику на улучшение жизни прочих. Наоборот, они лишь со всё возрастающей жадностью пытаются эти богатства преумножить, чтобы потом спустить на
