Двойник короля 20 - Артемий Скабер
Молодая служанка, та, что рыдала у моих ног, подняла заплаканное лицо. Красивое, несмотря на опухшие от слёз глаза и покрасневший нос. Оливковая кожа, миндалевидные карие глаза, чувственные губы. Одна из любимых прислужниц Зейнаб.
— Простите, господин, — прошептала девушка, шмыгая носом. — Мы думали, вы погибли. Они так сказали…
— Что случилось? — спросил я, опускаясь на корточки рядом со служанкой. — Где Зейнаб? Кто забрал? — говорил шёпотом, быстро, напряжённо.
Служанка открыла рот, но слова застряли в горле. Страх снова сковал её.
— Дефтердар! — ответила вместо неё другая девушка, постарше, в тёмно-синем платье. — Дефтердар забрал нашу госпожу!
Слово было незнакомым.
— Это что? Какая-то запчасть? — уточнил я, хмурясь.
— Нет, господин! — мотала головой девушка так яростно, что длинные чёрные волосы хлестали по щекам. — Казначей страны, приближённый к султану. По факту его правая рука. Дефтердар Хасан Муфид-эфенди ибн Абдулхамид.
Произнесла имя с трепетом и страхом, словно само упоминание могло вызвать его из воздуха. Осанка выпрямилась, глаза опустились.
Имя и титул ничего не говорили мне, но должность… Казначей, финансист. Контролирует деньги империи, имеет прямой доступ к султану. Влияние, власть, ресурсы.
— Как это произошло? — требовал подробностей, повернувшись к старику-евнуху. В его глазах читалось больше интеллекта, чем у остальных. — Когда? При каких обстоятельствах?
Старик выпрямился, как на докладе. Сказывалась многолетняя привычка служить высшим чинам.
— Тени… — ответил евнух, и голос его дрогнул. Боялся даже говорить о них. — Они нападали на нас несколько раз, пытались выкрасть госпожу. Охрана отбивалась. Были потери с обеих сторон.
Его глаза затуманились, он вспоминал кровавые события.
— В последний раз пришли с дефтердаром. Сам Хасан Муфид-эфенди…
— Мы не могли сопротивляться! — заплакала служанка. — Это было бы изменой, господин. Нас бы всех казнили, и госпожу тоже…
— Где она сейчас? — нужно было знать, куда идти, где искать, как планировать спасение.
— Столица! — всхлипнула молодая служанка, всё ещё лежавшая у моих ног. — Наша госпожа должна быть там, в Константинополе, во дворце султана.
Поморщился. До Константинополя добираться не так просто. Сотни километров через всю империю. По территории, где за мою голову уже, вероятно, назначена награда.
Слуги потянулись к моим ногам. Евнухи, служанки, даже старик бились головами о ковёр.
— Господин! — восклицали они сквозь слёзы и рыдания. — Просим!
— Умоляем! — вторил хор голосов, различных по тону, но единых в мольбе.
— Спасите госпожу! — звучало эхом от стен роскошной комнаты.
В дверь постучали — резко, требовательно.
Служанки замерли от ужаса, на лицах — паника, страх, безнадёжность. Евнухи переглянулись.
Старик схватил меня за руку сухими, но удивительно сильными пальцами. Покрасневшие глаза умоляли без слов.
— Спрячьтесь, господин, — прошептал он так тихо, что пришлось напрячь слух. — Это русские, патруль. Они каждый день приходят… Если увидят вас…
Не договорил. Да и не нужно было, я и так понимал последствия.
Меня тут же обступили слуги, потянули в глубину комнаты, спрятали за ширмой. Едва успели. Дверь распахнулась, с такой силой ударившись о стену, что штукатурка посыпалась с потолка.
В комнату ввалились трое солдат. Русские, в форме, но растрёпанной, неряшливой. Ремни расстёгнуты, кители нараспашку. Еле стояли на ногах и шатались. От них разило дешёвым самогоном, кислым потом, табаком. Запах ударил в ноздри даже через ширму.
Первый — сержант, судя по нашивкам, — самый крупный. Лицо красное, опухшее, глаза мутные, шрам от уха до подбородка. Сапоги в грязи. В руке — бутылка, наполовину пустая, стекло поблёскивало в свете свечей.
Второй — тощий, жилистый, с крысиным лицом. Глаза маленькие, злые, бегающие. Пальцы постоянно дёргались, хватались за кобуру, затем отпускали.
Третий — молодой, щенок совсем, лет двадцать, не больше. Лицо с прыщами, глаза бессмысленные. Тёмные пятна на форме — блевал недавно. Ружьё волочилось по полу — слишком тяжёлое для пьяного юнца.
Слуги сгрудились у дальней стены, евнухи заслоняли собой женщин. Жалкая, но трогательная попытка защитить.
— Эй ты, сука! — обратился сержант к молодой служанке, той, что плакала у моих ног. Говорил еле-еле, заплетающимся языком. — Где ваша тупая хозяйка? Мы же сказали, что она должна отчитаться. Если нет, то заберём продовольствие.
Каждое слово выплёвывал, как ругательство. Слюна брызгала на ковёр. Грязные пальцы сжимали бутылку с такой силой, что костяшки побелели.
Девушка сделала шаг вперёд. Хрупкая фигурка в бирюзовом шёлке казалась особенно уязвимой перед тремя вооружёнными мужчинами.
— Она… — служанка улыбалась со слезами на глазах, пытаясь говорить вежливо, но акцент выдавал происхождение. — Отдыхает.
Не сработало. Сержант ударил её — жёстко, наотмашь, тыльной стороной ладони. Перстень на пальце рассёк скулу девушки. Брызнула кровь — яркая, алая на смуглой коже.
Она упала, прикрывая лицо руками. Тонкое тело скорчилось на ковре, как раненая птица. Ни крика, ни стона — только тихое поскуливание.
— Дешёвая тварь! — прохрипел сержант, нависая над ней. — Думаешь, можешь лгать нам? Где продовольствие? Где золото? Где всё, что обещано нашему отряду?
Крысиное лицо шагнул вперёд, пнул служанку под рёбра. Она согнулась сильнее, но по-прежнему молчала. Юнец захихикал, пошатываясь. Его взгляд скользил по другим служанкам — оценивающий, плотоядный. Рука потянулась к ремню, взгляд затуманился от похоти и алкоголя.
Кровь вскипела во мне от ярости. Инстинкт требовал выйти, убить, растерзать, наказать за такое обращение с моими людьми. Сдержался. Они уже смертники, но сделаю я это тихо.
Крысиное лицо пинал служанку удар за ударом. Она свернулась клубком, защищая жизненно важные органы.
Сержант допил бутылку, швырнул её в стену. Стекло разлетелось осколками, осыпалось на пол звонким дождём. Запах алкоголя усилился — дешёвое пойло, самое мерзкое из возможного.
Юнец пытался схватить другую служанку — девушку в тёмно-синем. Она уворачивалась, но места для манёвра не хватало. Загнанная в угол, как зверёк.
— Здесь ничего нет, — наконец прорычал сержант, оглядывая комнату мутным взглядом. — Эти твари всё попрятали. Надо обыскать весь дом, каждую комнату!
Крысиное лицо оскалился, обнажая гнилые зубы. Предвкушение развлечения.
— И девок проверить, — хихикнул юнец, облизывая потрескавшиеся губы. — Тщательно. Они могли спрятать ценности… под одеждой.
Фраза, которую он, вероятно, считал остроумной, вызвала хохот у остальных. Грубый, животный смех заполнил комнату.
Я сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Кровь выступила, но боли не чувствовал. Только ярость — чистую, незамутнённую, обжигающую.
Придётся заняться своими
