Двойник короля 20 - Артемий Скабер
Сконцентрировался, напряг все мышцы тела. Даже с небольшим объёмом магии боль от напряжения прошила позвоночник. Слишком мало энергии. Огонь в источнике — последние капли магии направлены в единый импульс.
Вспышка перед глазами — яркая, ослепляющая. Искажение пространства. Мир растягивается, сжимается, скручивается. Тошнота подкатывает к горлу.
Прыжок вверх. Ещё один вперёд и ещё один. Старался потушить огонь тут же и остановиться. Получилось. Огляделся: за мной борозда от руки, которой я тормозил. Упал. Дыхание сбилось, в глазах темнеет. Кости, кажется, плавятся изнутри.
Источник пуст. Абсолютно, ни капли магии, как выжатый лимон. Всё сжёг на контроль монстров и теневой шаг.
Позади продолжаются взрывы, стрельба, хаос. Мои оставшиеся монстры всё ещё сдерживают оборону, отвлекают внимание. Но цена оправдана: я на своей земле. План сработал, операция удалась.
Поднялся на колени, заставил себя дышать глубоко, ровно. Сердце колотилось как бешеное, но постепенно успокаивалось. С трудом сосредоточился, осмотрелся. Безжизненный участок у границы преобразился до неузнаваемости. Благодаря выпущенным песчаным змеям и степным ползунам мёртвая земля ожила, задышала, заиграла красками. Пятьдесят песчаных змей и пятьдесят степных ползунов работали тут, пока я отсутствовал. Каждый день, методично, целенаправленно.
Песчаные змеи выделяли манапыль. Они проникали глубоко в почву, меняли её структуру, обогащали, насыщали, оживляли. Процесс, который в природе занял бы десятилетия, завершился за месяцы.
Раньше здесь был голый участок, покрытый серой, потрескавшейся от зноя землёй. Мёртвая зона, где не росло ничего, кроме редких колючек. Вокруг воронок от взрывов, ржавых осколков снарядов, остатков колючей проволоки — следов многолетнего противостояния на границе. Теперь земля покрылась ковром травы. Не редкой и чахлой, а густой, сочной, изумрудно-зелёной. Она колыхалась под лёгким ветром, создавая иллюзию зелёного моря.
Степные ползуны вносили свой вклад. Их слизь, выделяемая при движении, увлажняла почву. Там, где прошли эти твари, земля становилась рыхлой, воздушной, идеальной для корней. Влага удерживалась дольше, не испарялась под палящим солнцем.
Деревья, которым в обычных условиях потребовались бы десятилетия, чтобы достичь значительной высоты, здесь выросли за несколько месяцев. Молодые, но уже крепкие. Стволы тонкие, гибкие, но упругие. Кора светлая, гладкая, без болезненных наростов и повреждений.
Вдоль тропинок, протоптанных за эти месяцы, разрослись кусты ежевики и малины. Плети, усыпанные шипами, образовывали естественную живую изгородь. Даже воздух пах совсем иначе, чем на той стороне границы. На дальнем холме раскинулся небольшой фруктовый сад. Молодые яблони, груши, вишни росли ровными рядами.
Рядом виднелись прямоугольники возделанных полей. Полосы разных оттенков зелёного говорили о разнообразии посаженных культур. Кто-то — вероятно, Зейнаб — организовал посевы.
Вдалеке паслись овцы. Десятки белых комков, разбросанных по зелёному ковру. Они щипали траву, медленно перемещаясь.
По ближнему краю луга протекал ручей — раньше его здесь не было. Видимо, степные ползуны вскрыли подземный источник, направили его на поверхность. Дальше, у подножия следующего холма, поблёскивало небольшое озерцо. Запруженный ручей образовал водоём — идеальный для разведения рыбы, для водопоя скота, для орошения полей. Стратегический ресурс в этих засушливых краях.
Гордость переполняла грудь. Вот что значит подход Магинского! И это только начало. Представил, каким станет этот край через год, два, пять. Города вместо деревень, сады вместо пустошей, каналы вместо ручьёв. Люди, много людей — работающих, создающих, живущих.
Я никому не отдам свою землю! Пусть султан подотрётся своим письмом. Я вложился в это, Зейнаб и мои монстры. Магинские своего не отдают!
Впереди показались первые дома, часть из них — местных жителей и остальные — построенные для русских солдат, охранявших границу. Добротные, крепкие. Бревенчатые стены, черепичные крыши. Вот только ставни закрыты. Странно.
Улицы пусты, местных не видно. Никого. Тишина надавила на уши. Ощущение неправильности нарастало. Где охрана? Где люди? Где жизнь, которая должна быть в этом восстановленном раю?
Вытащил нового морозного паучка, забрался на него. Двинулся дальше, теперь быстрее. Операция продолжалась, нужно найти Зейнаб.
А вот и вышки с первыми патрулями показались впереди. Военные — русские, в форме, с оружием. Почему они не охраняют границу? Почему не среагировали? Почему только тут?
И что-то в них неправильное. Не узнаю. Большая часть приехала при мне вместе с Ростовским, а тут… какие-то новые лица. Поменяли, когда сняли генерала и потом Сосулькина? Что-то мне не нравилось в их поведении. Если изначально всё планировалось для защиты моих земель и помощи Зейнаб, то теперь… Посмотрел ещё раз на военных. Выправка другая, движения резкие, настороженные. Не охраняют — оккупируют.
Сука… Плохо… Нужно как-то отсюда убрать военных. Но не сейчас, сначала Зейнаб. Потом займусь своими землями.
Добрался до дома, который нам выделили с Зейнаб. Тишина, пустота, ощущение заброшенности. Никакой охраны.
Окно первого этажа приоткрыто. Лёгкая шёлковая занавеска колыхалась на ветру, словно приглашая войти. Я приподнялся, заглянул внутрь. Пол устлан богатыми коврами, стены украшены гобеленами и каллиграфическими надписями в рамах. Низкие диваны с шёлковыми подушками расставлены вдоль стен.
В углу комнаты сгрудились люди — несколько евнухов и служанок. Все в богатых одеждах, но измятых, несвежих. Лица осунувшиеся, глаза красные от слёз. Шептались, обнимали друг друга, дрожали.
Перепрыгнул через окно. Паучка убрал и выпустил мясных хомячков, несколько — на улице и тут, в помещении.
Служанки вскрикнули от испуга. Евнухи вскочили, встав перед женщинами, — худые, слабые, безоружные. Один из евнухов — старик с седой бородой и морщинистым лицом — прищурился, вглядываясь в мой силуэт против света.
— Господь милосердный… — выдохнул он. — Господин?
В его голосе смешались недоверие, страх и надежда. Морщинистая рука поднялась, указывая на меня, словно он видел призрака. Остальные замерли.
Затем реакция — настоящий взрыв эмоций. Шок, переходящий в неверие. Неверие, сменяющееся радостью. Радость, выплёскивающаяся в движение.
Тут же приложил палец к губам. Поздно, они уже бросились ко мне. Падали на колени, хватали за руки, за края одежды. По щекам текли слёзы — теперь уже счастья, а не горя.
— Господин! — восклицали люди, словно в едином порыве. — Господин вернулся!
Молодая служанка в бирюзовом шёлковом платье с золотой вышивкой рыдала, уткнувшись лицом в ковёр у моих ног. Её плечи сотрясались от рыданий, тонкие пальцы цеплялись за края моей обуви.
Евнух средних лет — полный, с обрюзгшим лицом и маленькими глазками-бусинками — опустился на колени, сложив руки в молитвенном жесте. Губы беззвучно шевелились, вознося хвалу небесам.
Старик-евнух, первым узнавший меня, стоял прямо, но его глаза блестели от влаги.
— Тише! — шипел я, оглядываясь
