Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

Кстати, у него не было конкретной стихийной специализации, как у многих. Тем не менее его дар был очень востребован. Филипп являлся обладателем довольно редкой способности–способности артефактора. То он обладал специфическими задатками, которые позволяли ему стать настоящим артефактором после окончания полного курса обучения и потом, соответственно, кататься как сыр в масле. Ибо артефакторы никогда без работы не сидят. И, заметьте, работа у них весьма и весьма высокооплачиваемая.

Способности эти заключались в том, что он мог чувствовать каналы, по которым двигается мана в самом артефакте. И он мог влиять на эти каналы, их форму, пропускную способность и прочие характеристики. Он мог их прокладывать и изменять с помощью специальных инструментов. Но прежде чем стать полноценным артефактором ему предстояло ещё долго и упорно учиться… Однако оно того, несомненно, стоило.

Будучи в своей прошлой жизни инженером, я представил себе труд артефактора, как работу уникального специалиста, который не только протравливает схему, но кроме этого сам создаёт и настраивает детали, этой схемой объединяемые. То есть он своей силой создаёт из соответствующих материалов всякие, если так можно выразиться, диоды, резисторы и прочие разные конденсаторы, которые, будучи включены в общую схему прибора, и формируют его функционал.

Само собой, никаких диодов и резисторов там нет. Узлы схем магических артефактов называются совершенно по-другому. Но принцип формирования магического артефакта очень похож на принцип формирования электронной схемы. С той лишь разницей, что по дорожкам печатной платы бежит электричество, а по каналам магического артефакта струится мана.

— Этот парень может оказаться очень полезным, — мой внутренний китаец снова счёл необходимым донести до меня своё ценное мнение, — так что попробуй заинтересовать его: сделай так, чтобы он предпочитал держаться тебя.

— И как ты это представляешь? — скептически поинтересовался я. — Чем я могу его заинтересовать? Скармливать ему горстями наши пилюли, чтобы он легче переносил тумаки сокурсников?

— Постарайся сделать так, чтобы он этих тумаков не получал вовсе, — тут же парировал Джекки, — и чтобы у него было чёткое понимание того, что это именно ты избавляешь его от печальной участи мальчика для битья.

— Знаешь, у меня пока нет абсолютной уверенности даже в том, что мне самому удастся избегать этих самых тумаков, — возразил я. — А предлагая кому-то свою защиту, я вынужден буду выполнять взятые на себя обязательства, иначе словам моим будет грош цена в базарный день. И не факт, что это сейчас у меня будет хорошо получаться. Думаю, что для начала имеет смысл опробовать эффективность моих боевых умений, так сказать, в индивидуальном порядке и понять, на что я реально способен. И, только заработав соответствующую репутацию и обоснованную уверенность в своих силах, смогу начать приём под своё покровительство всяких разных очкариков. Не раньше. А я пока даже толком не представляю, с кем мне тут столкнуться придётся.

— Разумно, — пробурчал Джекки, — но ты всё-таки подумай над этим, — даосу пришлось согласиться с моими доводами. Хотя я чувствовал, что он прилагает неимоверные усилия для того, чтобы сдержаться. И более никаких попыток сподвигнуть меня на то, чтобы взвалить на себя защиту сирых и убогих, не возникло, и слава богу… Что я ему, в самом деле, Зорро, что ли?

Но, как это говорится, человек предполагает, а Господь располагает. Я и представить тогда не мог, что очень скоро мне придётся, пусть и невольно, но выручать совершенно не приспособленного к жизни Филиппа из серьёзных неприятностей.

* * *

Этим утром третий сын графа Тюрина, Пантелеймон, приехал в Дмитровское Магическое Училище и заселился в общежитие. Заселился в тот самый бокс, в котором жил, обучаясь на первом курсе.

Он, хоть и с трудом, но на второй курс перешёл. И его папаша, утомившись от сомнительных подвигов своего младшенького, отправил того от греха подальше в училище, не дожидаясь первого сентября.

Пантелеймон всё лето прилежно маялся дурью, шарахался по ночным клубам или искал приключений на свою аристократическую задницу разными способами. И граф справедливо рассудил, что в училище за ним присмотрят и совсем уж во все тяжкие пуститься не дадут. А то сладу с ним последнее время совсем никакого не стало…

Особыми талантами третий сын графа Тюрина не блистал, ни в точных науках, ни в гуманитарных. По магическим дисциплинам он тоже, хоть и успевал, но далеко не в первых рядах, а напротив, тащился ближе к хвосту.

К концу первого курса он мог похвастаться только тем, что в числе последних сдал-таки экзамен на ранг Ученика. Между тем к окончанию первого курса некоторые из его сокурсников уже поднялись на следующую ступень, то есть сдали экзамены на ранг Новика, а подавляющее большинство остальных его однокурсников были уже очень близки к этому.

Магический дар Пантелеймона являлся одним из самых распространённых и самых простых в использовании. Парень имел возможность за счёт магии усиливать своё тело, которое, кстати говоря, и так было достаточно мускулистым и тренированным. В общем, он всем своим видом и поведением подтверждал справедливость поговорки: «Сила есть–ума не надо». Но поскольку он превосходил большинство своих сверстников грубой силой, а его магические способности ещё и усиливали его дополнительно, то кое-какой авторитет среди студентов второго курса у него имелся.

Имелись у него и записные прихлебатели, которые, подобно шакалам, следующим за более крупным хищником, вились вокруг него, выполняя функции эдаких оруженосцев, порученцев, мелких шестёрок и подпевал. Эта группа «единомышленников» отличалась общей примитивностью, прямолинейностью и склонностью измываться над теми, кто не в состоянии оказать сколь-нибудь значительное сопротивление.

Пока эти ухари числились в рядах первокурсников, они были очень ограничены в своём стремлении к доминированию, так как тех, кто был слабее, насчитывалось сравнительно немного. И зачастую даже у слабых находились защитники и покровители.

И им приходилось довольствоваться издевательствами над парой-тройкой однокурсников-задохликов, которые, по большому счёту, и учились-то через пень-колоду, и магический дар у них был исчезающе мал, да и вписываться за них никто не хотел.

А вот теперь, будучи второкурсниками, эти шалопаи уже могли попытаться частично подмять под себя первый курс и использовать тех первокурсников, что дадут слабину, в качестве своей кормовой базы. Тем более что доминировать над первачками, как говаривал брат Пантелеймона, второй сын графа Тюрина, им было положено по сроку службы.

И сейчас он и ещё двое его корешков, братья-двойняшки Салтановы, стояли за углом общаги, курили и обменивались рассказами о том, кто и