Рывок в будущее - Владимир Викторович Бабкин
– Как дела, Михайло Васильевич?
Профессор и ректор Императорского Санкт-Петербургского университета степенно раскрыл папку с бумагами.
Я внутренне усмехнулся. Как юлили на его защите недоброжелатели из немцев, но проголосовать против никто не посмел. Три новых химических элемента. Водород, Кислород и Азот заставили говорить всю Европу о Санкт-Петербургской Академии. Тут, если мы злопыхателям отставку дадим, так не факт, что потом, где за границей в приличное место примут. Так что Михайло у нас теперь «доктор философии». Потому как кроме докторов богословия, права, медицины и философии в этом мире нигде нет других докторов наук.
Отыгрались, впрочем, немцы на Университете. Сентябрь на носу, а толком же ещё ничего нет. Академия не торопится свой университет в свободное плавание пустить. Бегают как заведённые ректор и некоторое количество энтузиастов. Здание нашли, скоро холода, а у нас там конь не валялся. Да и оборудование пока только в Академии и есть. Там же есть и преподавательские кадры. Кадры недовольные, но какие уж есть.
Но, как известно, дорогу осилит идущий. Хотя, в нашем случае, дорогу осилит ползущий. Но, надо же что-то делать!
– Государь, заявки возможных новых студиозусов уже есть. Часть уже допущена к испытаниям на поступление. Но, университету многое нужно для начала учебного года. Сожалею, но ведомства Её Императорского Величества крайне нерасторопны в этом деле.
– Миша, со всем уважением, давай пока без умных бумаг. А то прямо челобитную принёс. Что надо?
Усмешка.
– Пётр, друг мой. Нужно – всё.
– Чай будешь?
– Буду.
– Вот и славно. Сейчас заварю. А ты быстро придумай мне конкретный ответ, который ты хочешь от меня получить.
– Дело не хитрое. Я ж зачем-то приехал к тебе.
– Рюмочку?
Михайло лишь покачал головой.
– Давай вечером. Ты ж не выгонишь меня в ночь из Ораниенбаума?
– Тебя – нет. Но, в целом, так чаще всего и бывает. Но, не для друга семьи.
Чай подан.
Ломоносов вдыхает аромат.
– Божественно. Как Лина?
– Вашими молитвами. Всё хорошо. Она скоро подойдёт. Пока разбирается с бумагами по Петербургским богадельням, а там, сам понимаешь, дел невпроворот. Матушка же там экономию навести хочет. Ищем вот ещё где взять денег на Сиротский дом. Мы-то дадим, но это же не вариант на постоянную основу. Нужно искать благодетелей среди общества. Меньше на балы и кутежи потратят. Уверен, что Лина рада тебя будет видеть.
– Жена моя передавала вам искренний привет. Она каждый день молится о вашем здравии.
Киваю.
– Спасибо, Миш. Ей тоже привет от нас с Линой. Так на чём мы с тобой остановились?
– На проблемах. Пётр, прости, но мы не готовы к открытию университета.
Вот тоже мне новость.
– В чём проблема? Только, прошу тебя, как друга, давай без фантазий типа «во всём». Ты бы не приехал ко мне, если бы не имел своего видения решения.
– Деньги и кадры. Студиозусы в первую очередь. Охочих-то, да разумных, и так, со всей страны везем. Но, сколько их возьмёшь на казённый кошт? Ассигнований нет толком. А богатая публика особо учиться не хочет. Как, минимум у нас. И в России вообще.
Пожимаю плечами.
– Только в деньгах вопрос?
– Не только, – вздыхает Михайло, – немало способных, но, малограмотны они. Сразу Университет не потянут.
– Эка невидаль, ты же сам этот путь прошел.
– Вот и хочу, чтобы учёба их, как у меня, надолго не затягивалась.
– Что предлагаешь? – смотрю на Ломоносова.
Он вздыхает.
– Школу бы какую для взрослых измыслить, чтобы мы могли там учить, а то, прости, не все как я, не готовы сидеть с малышами.
– Так, тебя же не это не остановило, Михайло?
– Меня да, но многим уже самим семью кормить, – досадует ректор, – даже на казённый кошт они учёбу с работой не потянут.
Да, вопрос. Нам нужны специалисты. Как можно скорей. И если с азов начинать, то до выпуска лет десять ждать придётся. А вот взрослые охотники, даже малограмотные, года за два-три в той же механике разберутся.
– Давай сделаем так, Миш, – решаюсь я, – посмотри сколько у тебя таких набирается, подумай кем они могут работать в университете или на наших предприятиях, и организуй вечерние подготовительные курсы, а потом вечерний факультет, денежку на их работу тебе казна выделяет, или я, допустим. В разумных пределах, понятно. Ну, если у кого будет с семьёй там совсем туго, то и жену его куда прими. Мало ли работы в наших пенатах. Хоть и полы мыть. Тоже деньги в семью. Даром деньги не раздавай. Я против такого. Со своей стороны, могу пособить продуктовыми пайками со своего хозяйства здесь. Обсчитай всё, – завершаю тему, – не шикуй, но и не скупись, включи и то, что этих по взрослой пайке хотя бы вечером кормить надо. Будущий учёный, как и художник, должен быть голодным. Это верное утверждение. Но, не до полуобморочного состояния и чтоб дети его не грызли подоконник от голода.
Михайло подобрел. Ему то детине двухметровому приходилось детскими порциями довольствоваться когда-то.
Потяну ли сие? Матушка денег не даст. Это моё баловство. Мои фабрики и мануфактуры только стали давать рост. Мои крепостные деревни под Москвой и Петербургом не давали столько наличности, чтобы я вот просто так мог выдернуть. Сумма, конечно, небольшая, но внеплановая. Их же там будет не два студента. Или переносить открытие «рабфака» на год, пока я не поднакоплю «жирка». А не хотелось бы, раз уж затеялся раньше плана. Повёлся на уговоры Ломоносова на свою голову. Знал же, что ещё год нужен.
– Ты только всё продумай, и не спеши, – остужаю порыв Ломоносова, – до начала занятий на дневном две недели, а вечерний мы можем и в октябре открыть, как раз и лаборатории поспеют.
Ректор кивает головой. Грустит. Но, довольная улыбка у него не сходит с лица. Ничего, вот сейчас ещё супруга моя его запросы проредит.
– Здравствуй, Миша.
Ломоносов тут же перешёл на немецкий.
– Здравствуй, Лина.
Они расцеловались.
– Как дома?
– Всё, хорошо, Лин, спасибо. Лиза передавала тебе привет.
– О, спасибо. Ей тоже.
– Передам.
– Отобедаешь с нами?
– С удовольствием.
Лина дала распоряжения и вновь вернулась к нашему гостю.
– С чем к нам?
– Денег хочу.
Моя жена лишь улыбнулась.
– Неожиданно. На балет, наверное?
– А на что же ещё. Только на балет. И башню хочу построить. До неба. Чтоб красиво было. И все чтоб завидовали. И солдата внизу. При орудии. Чтоб все
