Патриот. Смута. Том 4 - Евгений Колдаев
Солнце, взошедшее в зенит, нам было не видать. Пряталось оно в тучах, скрывалось. Небо до горизонта затянуло. Серость полнейшая. Накрапывать начало, мокрядь, осенний угрюмый дождик давил и как-то на душе становилось уныло. Поэтому останавливаться на обеденный привал не стали. Костры разводить в такое время — не с руки, очень долго. Да и сидеть в сырости, как-то не с руки.
Коней помедленнее повели вперед. Перекусывали на ходу, их кормили тоже припасенным овсом из седельных сумок.
Примерно после полудня слева по ходу нашего движения стала проглядываться возвышенность. Рельеф этого края я знал плохо. Все же это неродной Воронеж и Чертовицкое. Здесь только в общих чертах помнил, что Елец стоит на левом берегу реки Сосна в месте, где вподает в нее еще одна речушка то ли Елец, то ли Ельчик.
— Знамя развернуть!
Его я загодя вручил Пантелею, как самому первому моему и приближенному телохранителю. Все же это не сотенный стяг Якова, а наш армейский прапор. Богатырь перехватил копье, размотал завязки, вскинул, упер в бушмат. Перехватил рукой повыше.
Да, скоро ткань наберет влагу, и стяг будет тяжело висеть на древке, но пока что — он всколыхнулся на ветру, во всей своей красе.
Скорее всего, на возвышенностях стоят дозоры. Пускай видят, кто едет по степи, кто идет к Ельцу и с каким знаменем.
Внезапно раздались крики, показался наш дозор. Как раз от холмов. За ними шел еще один всадник, почти вровень.
— Ждем! — Выкрикнул я, останавливая сотню.
Разведка с новым человеком приблизилась. Какой-то боец, видимо, дозорный Елецкий.
— Кто таков? — Я толкнул коня пятками выехал на полкорпуса вперед, слева также двинулся Пантелей, справа Богдан. Татарин чуть позади. Уверен я был, что Абдулла держит лук на изготовку.
Парень, которого вели бойцы из сотни Якова, привстал в стременах, глаза его округлились. Уставился он на знамя, потом на меня взгляд перевел, вновь на прапор смотрел. Кашлянул, выпрямился как-то сразу. Приосанился.
— Кто таков⁈ — Громче и максимально холодно произнес я.
— Из Ельца, дозор. — Он замялся. — Засосенский стан. Мы на Козьей горе всегда дозор держим. И окрест нее. Разбойничков, лиходеев гоняем. Татар сторожим. Видно, оттуда все… — Добавил как-то неловко. — Г… Государь.
Интересно. Вот так сразу, даже без каких-то экивоков человека, незнакомого Государем, назвал. Что твориться-то. Казаки те, видимо, хорошо поработали с народом. Слухами земля все больше полниться стала.
— А с чего ты, человек служилый, взял, что государь перед тобой? — Буравил его взглядом.
— Так… — Он смешался. — Знамя-то и… Слухи ходят.
Слухи, все, как я и думал.
— Ну так что, веди тогда меня с людьми в Елец? — Сказал так, чтобы не назвать себя Царем, но и не разубеждать этого парня.
— Конечно, отец наш, конечно.
Он слетел с коня, побежал в мою сторону, но Пантелей с Богданом преградили ему дорогу на конях своих. Хорошо сработали. Мало ли что какой человек удумать мог. Этот-то вряд ли. Чувствовался в нем юношеский максимализм и желание выслужиться. А здесь такая возможность. Государя… Вроде же это он перед ним. В город вести!
Дозорный поклонился низко, разогнулся, перекрестился.
Точно! Мысль как-то сама собой появилась в голове.
— Скажи, служилый человек, а есть на этом берегу Сосны церковь? Храм? С дороги, перед тем как в город въезжать, зайти хочу, помолиться.
Интересный план насчет того, как стоит в город входить, формировался.
— Конечно, отец наш, конечно. — Промолвил то же самое, что и первый раз, поклонился.
— Веди.
— Да, сделаю, сейчас. — Вновь отвесил поклон, повернулся, двинулся быстро к коню.
— За мной. — Проговорил я негромко. Затем к Якову, что стоял недалеко обратился. — Вы за дозорным выдвигайтесь, а мы чуть отстанем. В авангард ближе к храму выйдем.
Тот кивнул, начал строить чуть сбившихся бойцов в походные порядки.
А моя личная охрана повернулась и вслед за мной двинулась к бывшим Елецким пленным. Они в арьергарде у нас шли, под надзором. Даже не под охраной, а так больше, приглядывали за ними на всякий случай.
— Сотоварищи. — Обратился к ним, когда подъехал. — Кому знаком этот человек.
Все тот же десятник, который просился у меня выслужиться, делом верность доказать, спешился, ко мне быстро двинулся.
— Государь, батюшка. — Как же, черт возьми, это мне слух режет. — Знаю его. Имя не помню, но в лицо точно и он меня должен. На смотре вместе бывали не раз.
— Хорошо. Езжай к нему, поговори.
— О чем? — Он удивился, смотрел на меня широкими глазами.
— О жизни своей. Расскажи, что было с тобой, что видел, что знаешь. Правду всю. — Усмехнулся я. — Иди.
Тот в недоумении кивнул, тронул коня и помчался исполнять приказ. Ну а мы всеми развернулись и влились в пришедший в движение отряд.
Понеслись по полю зеленому через моросящий дождь.
Царя во мне, значит, увидели. Может это и хорошо. Если ворота крепостей открываться будут. Пускай говорят. Десятник этому дозорному все как есть расскажет. И если нашему какому человеку он может и не поверит, то своему знакомцу, говорящему от всего сердца — уж точно. Когда правду говорят, она же чувствуется. Это врать — уметь надо, чтобы за истину люди принимали, а с правдой это умудриться нужно, чтобы не поверили тебе.
Либо… В ситуацию такую попасть, когда сомнения в тебе имеются.
В это время с разведкой, контрразведкой и вербовкой агентов все еще очень и очень плохо. Направление не развито. В стан врага засылать соглядатаев, конечно, можно, только… А как информацию передавать? Гонцами? Но есть такой момент, важный: если кто-то знает о том, что ты передаешь информацию, скорее всего, узнают о ней многие. И тогда — какой ты шпион и разведчик? Поэтому вся эта привычная мне хитрая игра разведок сейчас в Смуту только в зачаточном состоянии находиться. В хитрости людей и их сообразительности.
И если в высших кругах общества, среди бояр, хитрецов и игроков на две-три стороны найдется, ведь они все в Москве к тому же сидят. Там информация быстро передается. А вот среди простого люда — по большей части обычные, честные вояки служат. Бесхитростные, так, мне кажется. Ну
