Оракул с Уолл-стрит 9 - Алим Онербекович Тыналин

— Двадцать четыре часа, — пробормотал я. — За сутки нужно либо придумать чудо, либо согласиться на полную капитуляцию.

— А что если попробуем найти компромат на самого Моргана? — предложил О’Мэлли. — У такого человека должны быть скелеты в шкафу.

Я покачал головой:

— За сутки? Патрик, Морган тщательно готовился к этой войне. У него есть все мои секреты, а у нас ничего.

— Босс, — тихо сказал О’Мэлли. — Может быть, стоит принять его условия? Жизнь дороже всего остального.

Я долго молчал, глядя в стену. Три года я строил империю, а теперь она рушилась за одни сутки.

— Нет, Патрик, — наконец сказал я. — Если я сдам всех своих людей, то стану не лучше Фаулера. Найдем другой выход.

— Какой?

— Пока не знаю. Но у нас есть двадцать четыре часа, чтобы придумать, как переиграть самого Моргана.

Через час мой кабинет превратился в военный штаб. За массивным дубовым столом собрались люди, на которых держалась вся моя империя.

Чарльз Бейкер сидел напротив, изучая финансовые сводки с выражением человека, подсчитывающего убытки после кораблекрушения. Адвокат Сэмюэл Розенберг нервно перебирал страницы кодекса федеральных законов, ища лазейки в безнадежной ситуации. Рядом с ним его партнер Дэвид Уитмен, обычно спокойный и невозмутимый, теперь курил одну сигарету за другой.

О’Мэлли расхаживал у окна с автоматом Thompson в руках, поглядывая наружу через щель в ставнях. Шон Маллоу стоял у двери, верный как ирландский волкодав, готовый в любую секунду броситься в бой.

— Джентльмены, — начал я, — ситуация критическая. Морган получил всю информацию из моей записной книжки. У нас есть двадцать четыре часа до того, как эти данные попадут в Бюро расследования и прессу.

Розенберг поднял седую голову от кодекса:

— Уильям, с юридической точки зрения у нас нет шансов. Если эта записная книжка содержит то, что я думаю, федеральный суд вынесет смертные приговоры половине участников процесса.

— А международное право? — спросил я. — Может быть, можно оспорить законность использования украденных документов?

Уитмен покачал головой:

— Доктрина «плодов отравленного дерева» не распространяется на доказательства, полученные третьими лицами. Если Морган передаст документы как «анонимная информация от обеспокоенного гражданина», суд примет их к рассмотрению.

Бейкер отложил финансовые отчеты и потер виски:

— Уильям, даже если мы каким-то чудом избежим уголовного преследования, банк закончен. Как только информация о наших методах станет публичной, начнется паника среди вкладчиков. У нас отзовут лицензию, заморозят все счета.

— Сколько у нас ликвидных средств? — спросил я.

— На данный момент около двухсот тысяч наличными, — ответил Бейкер. — Еще полмиллиона в швейцарских банках, но эти счета уже под наблюдением. Попытка снять деньги только подтвердит обвинения в отмывании.

Я встал и прошелся к камину, где потрескивали березовые поленья.

— А что с нашими людьми в полиции и администрации? — спросил я О’Мэлли.

— Босс, как только записная книжка попадет к федералам, все наши источники исчезнут, — мрачно ответил ирландец. — Детектив Петросино уже предупредил, он больше не может нам помогать. Слишком опасно.

Тишина повисла в кабинете, нарушаемая только треском поленьев в камине и далекими звуками ночного города за окном. Каждый понимал, мы загнаны в угол, и выхода нет.

Маллоу первым нарушил молчание:

— Мистер Стерлинг, — сказал он твердым голосом. — У нас еще есть люди и оружие. Восемнадцать бойцов с автоматами Thompson, три пулемета Lewis, достаточно боеприпасов на несколько дней. Может быть, пора начать настоящую войну?

Розенберг вздрогнул:

— Шон, вы предлагаете объявить войну федеральному правительству?

— Я предлагаю дать отпор ублюдку, который подкупил нашего дворецкого и украл секретные документы, — резко ответил Маллоу. — Морган не святой. У него есть связи с Синдикатом, есть грязные деньги. Нужно просто найти компромат на него.

О’Мэлли подошел к столу:

— Шон прав, босс. У Моргана должны быть свои скелеты в шкафу. Никто не становится таким влиятельным, оставаясь чистым.

— И как вы предлагаете искать эти скелеты? — спросил Бейкер. — У нас только двадцать четыре часа.

Маллоу сжал кулаки:

— Тогда берем его штурмом. Врываемся в офис Альянса промышленной стабильности, хватаем Моргана и заставляем вернуть записную книжку.

— А федеральные агенты, полиция, охрана? — возразил Уитмен. — Вы превратите центр Манхэттена в зону боевых действий.

— И сколько невинных людей погибнет? — добавил я тихо.

Маллоу повернулся ко мне:

— Мистер Стерлинг, они хотят уничтожить нас. Морган не даст вам тихо уйти на пенсию. Как только вы подпишете капитуляцию, он найдет способ избавиться от свидетеля. Нельзя верить его слову.

Да, это горькая правда. Люди вроде Моргана не оставляют концы. Даже после капитуляции я останусь опасным, человеком, который знает слишком много об их методах.

— Босс, — продолжил Маллоу, — вы три года строили честный бизнес. Помогали простым людям получить кредиты, которые им отказывали крупные банки. Помогали сиротам, разработали лекарство. Боролись с монополией финансовых воротил из Continental Trust. А теперь они хотят уничтожить все, что вы создали.

Я подошел к окну и выглянул через щель в ставнях.

— Шон, — сказал я, не поворачиваясь от окна, — если мы начнем открытую войну, погибнут десятки людей. Случайные прохожие, полицейские, которые просто выполняют свою работу. Я не хочу их крови на своих руках.

— А кровь наших людей вас не беспокоит? — резко спросил Маллоу. — Как только информация из записной книжки станет публичной, полиция арестует всех, кто с нами связан. Детективов, которые нам помогали, судей, клерков в мэрии. Их всех посадят или убьют.

Он был прав, и это терзало меня больше всего. Моя неосторожность с Фаулером обрекла на гибель десятки невинных людей.

О’Мэлли встал с места:

— Босс, может быть, есть третий путь? Не капитуляция и не открытая война, а что-то другое?

— Какое «что-то другое»? — спросил Розенберг.

— Не знаю пока, — честно признался ирландец. — Но у нас есть связи в Комиссии. Мейер Лански жив, пусть и ранен. Может быть, он поможет?

Бейкер покачал головой:

— После того, как чикагцы убили Лучиано, Комиссия разваливается. Костелло оказался предателем, Дженовезе и Профачи больше не доверяют никому. Они заняты собственным выживанием.

Я вернулся к столу и опустился в кресло. В голове проносились варианты, каждый хуже предыдущего. Капитуляция означала предательство всех, кто мне доверял. Война обрекла бы