Последний герой СССР - Петр Алмазный
— Ну что, клюнули? — Сквозь зубы процедил Блохин.
— Нет, Николай Иванович, простите, — в голосе Вовчика не осталось и капли того гонора, с каким он буквально недавно рассказывал о бирже.
— Безобразие. Ты деньги когда будешь отрабатывать?
— Николай Иванович, я все сделаю, — Вовчик едва не плакал. Было видно, что он боится подполковника Блохина до дрожи в коленях. — Все будет сделано, товарищ подполковник…
— Давай без званий… — прошипел Блохзин. — Сколько тебя можно инструктировать?..
— Хорошо, Николай Иванович… Я уже нашел ниточку. Дима Саруханов здесь, в Барнауле. Завтра мне обещали его адрес. Два дня! Прошу вас, дайте мне два дня!
Последовала тягостная пауза. Я даже за стойкой слышал быстрое дыхание Вовчика, его вздохи.
— Не стони, — прошипел Блохин. — Даю два дня. Но смотри, если через два дня ты не представишь мне Саруханова, то можешь забыть о всех своих прожектах. И аванс будешь возвращать в двойном размере. Ты понял меня?
— Понял, товарищ подполковник, — Вовчик отошел от прилавка и быстро направился к выходу из магазина. Мне было видно его отражение в зеркалах на стенах — он улыбался, довольный, как кот, который дорвался до сметаны. От того страха, что он изображал перед Блохиным не осталось и следа.
Блохин еще немного постоял и последовал за ним. Я прошел в вино-водочный отдел — по коммерческим ценам было все, но цены… Однако, не стал скупиться, взял бутылку коньяка, лимонад и тоже вышел.
Подполковник Блохин уже перешел дорогу и теперь направлялся к зданию КГБ на другой стороне Ленинского проспекта.
Глава 22
Вернулся в машину. Дверь «Волги» захлопнулась с глухим, солидным стуком, отсекая внешний мир. Я откинулся на спинку сиденья, устало опустил голову на подголовник. Но тут же выпрямился и завел двигатель. Не хочу считать себя параноиком, но прослушку все-таки не стоит исключать. И только после этого тихо спросил:
— Петр, кто такой Дима Саруханов?
В глазах ботаника мелькнуло удивление:
— Ты-то откуда о нем знаешь? Сорокин проинформировал?
— Не важно. Рассказывай.
— Это лаборант. Работал в той самой группе с учеными, создавшими «машину возмездия». На подхвате был, но в основном по мелочевке.
— Теперь расскажи, какой интерес к нему имеет полковник Сорокин?
Я уже выруливал на Ленинский проспект, увидел гаишников — сбавил скорость. Разборки с дорожной милицией мне сейчас ни к чему.
— Сорокин землю роет, пытаясь его отыскать, — ответил Петр. — Он пропал после похорон Виктора У. Вместе с его сыном — Ванечкой. Я Ваньку-то узнал потому, что во первых, Сорокин показывал мне его фото с отцом — глаза у мальчишки своеобразные, таких никогда раньше не видел. На фотографии отец держит мальчишку за руку и на запястье очень хорошо видно родимое пятно. Очень приметное. Он когда на автовокзале танцевал, руки вскидывал вверх — а я стоял на балконе второго этажа над главным залом… ну и заметил.
— Давай ближе к теме, — остановил Петра. — К Саруханову.
— А что ближе к теме? Считай призрак. Ни следа нигде. Сорокин по своим каналам всех на уши поставил, все архивы перерыл — как корова языком слизала. Был человек — и нет человека.
— Ты знаешь, как он выглядит? — Признаться, я не надеялся на положительный ответ, но ботаник меня порадовал:
— Фото видел. У меня хорошая память на лица. Увижу — узнаю.
Я кивнул, немного помолчал, прокручивая в голове варианты и сказал:
— Принято. Тогда следующий вопрос… Если бы Вовчик хотел кого-то спрятать от посторонних глаз, куда бы он этого человека поместил?
Петр ненадолго задумался, потом обрадованно вскинулся и щелкнул пальцами:
— Знаю! У него домишко есть… На Восточном, в Яме. Развалюха, еще его бабке принадлежал. Он как-то по пьяни меня туда потащил — похвалиться наследством. Адрес не знаю, а вот дорогу намертво запомнил, потому что назад еле выбрались. Показать смогу.
Я свернул к обочине, притормозил. Взял трубку и набрал номер. «ВОЛЕМОТ» соединил меня с полковником. Сорокин ответил мгновенно, будто ждал звонка:
— Слушаю.
— Товарищ полковник, Влад на проводе. Дмитрий Саруханов, судя по всему, может находиться по известному адресу на поселке Восточном. Местоположение устанавливаем.
Голос в трубке стал холодным и твердым, как сталь:
— Всякая самодеятельность запрещена. Ясно? Никаких движений без моего приказа. Ждите инструкций.
Раздались короткие гудки. Я медленно положил трубку.
— Что⁈ — спросил Петр, впрочем, уже все поняв по моему лицу.
— Ждем, — сквозь зубы выдавил я, с силой сжимая руль. Было стойкое ощущение, что вот именно ждать сейчас нельзя.
Вдавил педаль газа в пол. Мотор взревел и мы рванули с места, сорвав колесами гравий с асфальта. Мелкие камешки застрекотали по днищу барабанной дробью. Каждая секунда стучала в висках словами Сорокина: самодеятельность… самодеятельность… самодеятельность…
На Восточном Петр показал, куда ехать, где свернуть. Наконец, где-то на краю географии, выскочили из машины.
— Веди, Сусанин! Только быстро, — сказал ботанику.
Он кивнул и пошел вперед. Мы нырнули в паутину переулков между частными домами, большая часть которых — самострой. Каждый свободный клочок земли занимало какое-нибудь строение. Некоторые дома почти срослись стенами, а их заборы покосились от старости. Вышли к «Глядену». Но сейчас было не до красот и я только бросил короткий взгляд на невероятно красивый вид Оби и ленточного бора где-то там, далеко внизу. Здесь бы по-доброму устроить парк вместо этого района трущоб.
Наконец, начался спуск. Крутые, почти вертикально ведущие вниз ступени были скользкими, местами поросли мхом. Они шли в узком проходе на склоне, за который цеплялись своими фундаментами хлипкие домишки. Петр вел уверенно, безошибочно угадывая дорогу в этом лабиринте. Его память работала как навигатор.
Дом, полученный Вовчиком в наследство, находился в самом низу, на дне Ямы. Ученый ткнул пальцем в сторону одной из двух половин древней развалюхи.
— Здесь, — сказал он.
Дверь была старая, рассохшаяся, но щеколда, запертая навесным замком новая, видно, что установлена буквально на днях. Я приложил ухо к двери — тихо. Слишком тихо.
— Что делать? — спросил Петр почему-то шепотом. — Чем будем открывать?
— Против лома нет приема, — ответил я, ухмыльнувшись.
Отступил на шаг, резко ударил плечом, вложив в толчок всю силу. Раздался сухой, похожий на выстрел,
