Последний герой СССР - Петр Алмазный

Последний герой СССР

Глава 1

Не люблю август. Особенно, второе число. В этот день почему-то всегда парит, а потом налетает гроза. А синоптики всегда врут, обещая ясный день без осадков.

И еще, как назло, пришлось сегодня быть при полном параде. Хотел надеть просто легкую рубашку, но… Черт бы побрал этот дресс-код!

Раннее утро, но навстречу уже идут, вразвалочку и громко смеясь, трое. Все в голубых беретах. В руках пакеты, в которых угадываются полторашки пива.

День ВДВ… Пока еще десантура держится в рамках, но к вечеру хмельные воспоминания вкупе с жарой приведут к тому, что прошедшие огонь и воду безбашенные мужики будут дебоширить, орать песни, драться и прыгать в фонтаны.

Я сам когда-то был таким — молодым, дурным и яростным. И тоже в голубом берете…

Всей душой понимаю их кураж и ностальгию. Ностальгируют по тому времени, когда слова «армейское братство» означали, что рядом есть люди, готовые вытащить тебя из-под пуль, из огня, из горящего танка. А если понадобится, то и закрыть в бою собственной грудью. И понятие офицерская честь тогда тоже не было пустым звуком.

Парни в беретах и тельняшках поравнялись со мной.

— Здорово, отец! — гаркнул один из них.

— С праздником! — поддержал его другой.

— За ВДВ, парни! — от всей души поздравил их и поковылял дальше.

— Батя, так ты тоже из наших что ли? — удивился кто-то из десантников.

— Витебская дивизия, восемьдесят восьмой — девяностый, — ответил с улыбкой.

— Отец, так давай с нами! — не унимался тот, что поздоровался со мной первым.

Я отрицательно покачал головой. Хватит, один раз уже отметил…

Ногу и спину прошила игла боли. Поморщился, заметив, что все тяжелее стал опираться на трость. До платной стоянки, где припарковал свою машину, еще метров триста осталось дотопать…

Отец… батя… дед…

Лет десять назад я впервые осознал, что я уже довольно долго живу на этом свете. Помню, как с интересом смотрел на симпатичную барышню лет тридцати, а она, скользнув по мне равнодушным взглядом, вежливо так сказала: «Пожилой человек, вы уронили ключи». Я тогда замер, не сразу въехав, что «пожилой человек» — это про меня…

«Ой, извините, вам, наверное, трудно наклоняться?», — и девица, подняв ключи, вложила их мне в руку. Так и стоял целую минуту, опешив, с протянутой рукой, в которой лежали злосчастные ключи.

Помню, потом я подошел к зеркалу витрины и какое-то время рассматривал свое отражение. Оттуда на меня смотрел высокий, но сутулый мужчина с резкими чертами лица. Глубокие морщины в уголках рта и на лбу — не столько из-за возраста, сколько вследствие перенесенной боли. Седая щетина на щеках — вышел вечером в выходной день в магазин небритым. Коротко подстриженные волосы с жесткой проседью. Глаза темные, проницательные, но с тенью усталости. С того дня, когда меня назвали пожилым человеком прошло уже десять лет. А ведь было мне тогда всего лишь сорок пять…

Наконец, доковылял до машины, плюхнулся на сиденье и с облегчением вытянул гудящие ноги. Повернул ключ в замке зажигания, сразу врубил кондей. Божественная прохлада! Какое-то время сидел расслабившись, но не давала покоя мысль: я что-то забыл сделать…

Таблетки! Я же сегодня забыл принять таблетки. Похлопал по карманам пиджака, достал белый пластиковый пузырек, вытряхнул на ладонь пару красных пилюль. Нет. После них сложно сконцентрироваться, а мне сегодня нужна ясная голова. Убрал пузырек обратно. Потерплю. Первый раз что ли?

Добравшись до офиса, сразу прошел в кабинет управляющего. Большой конференц-стол с матовой поверхностью, на нем — ноутбуки, блокноты и стаканы с водой. Все уже были на месте, ждали только меня и нашего управляющего.

Прошел к своему месту, прислонил трость к спинке стула, положил на стол папку с документами. И тут же в кабинет влетел управляющий. Быстрым шагом подбежал к своему креслу, плюхнулся в него и сразу же приступил к «экзекуции»:

— Владислав Борисович, вот вы стоите, значит с вас и начнем!

Я пожал плечами, снова взял трость и, опираясь на нее, прошел к интерактивному экрану. Обычно работаю сидя за столом, но во время совещания управляющий требует, чтобы докладчик стоял. Что ж, стою.

— Мы достаточно успешно ведем претензионные дела… как вы видите на графике… количество выигрышей уверенно держится на цифре девяносто семь… — начал я.

— А почему не сто⁈ — недовольно сказал управляющий, вперившись в меня тяжелым взглядом.

Ему всегда кажется, что мы тут только и делаем, что бездельничаем. Несмотря на то, что пашем как проклятые папы Карлы. С восьми утра и до восьми, а то и девяти вечера. Потом стоим в пробках, ближе к ночи добираемся домой и остается лишь какой-то гребаный час на всю остальную жизнь за исключением сна.

Я семидесятого года рождения, и уже трудновато выдерживать подобный темп. До старости еще далеко, но я уже не тот молодой энтузиаст, каким был когда-то. Все эти иски, претензии, штрафные санкции и прочая юридическая вермишель — все это опостылело до чертиков. Хочется наконец-то проснуться с ощущением бодрости, а не вечной усталости — тупой, не проходящей даже после сна.

Зачем еще я так надрываюсь на работе? Когда-то хотел доказать всему миру, что я все могу. Только с годами понял, что миру на меня в общем-то плевать. Потом оправдывался перед самим собой: ведь сам же поднялся, вырвавшись из провинции, закрепился в Москве, работаю в головном офисе крупного банка…

А по поводу травмы… К моему глубокому стыду, она не боевая, как кто-то мог подумать. Во всем виноват был один из таких вот Дней ВДВ. Выпили с парнями, вспомнили прошлое. Потом началась какая-то безобразная драка, никто даже не вспомнил из-за чего. Навернулся ненароком через хлипкие перила с моста в речку. Что самое обидное — маленькая речка-говнотечка. По колено, реально. Но неудачно упал на старые сваи. Результат — компрессионный перелом позвоночника со смещением.

Долгое время провел на больничной койке. Боли были дикие, словами не описать. Стал инвалидом — вскоре не выдержала жена, бросила. Осталась из близких только мать…

Кое-как я справился. Начал жить по-новому. Бегать, конечно, больше не смог, но с костылем передвигался вполне самостоятельно. Позже сменил костыль на трость…

И вот сейчас я опираюсь на эту трость, что-то отвечаю управляющему, но чувствую,