Патриот. Смута. Том 4 - Евгений Колдаев
— Посмотрели. — Почти что простонал монах. — С медведем посмотрели?
— Ну да. Сказал я ему уходи… Раза три…
— Три, стало быть.
— Может, и два. Но вроде три. Он потоптался, развернулся и ушел. Я воды еще испил, жажда за день замучила прямо. — Говорил как есть, максимально просто описывая, что со мной там происходило. — Опять задремал. Утром проснулся, спустился попить еще.
— Третий раз значит?
— Выходит так. Да не в этом дело-то, батюшка.
Он опять руками лица коснулся, потер. Вздохнул тяжело, а я продолжал:
— Испил, смотрю, а там, где медведь ходил, блестит что-то. Ну я и пошел, достал, а это крест. Вот показать принес, может, кто из вас обронил. Кому же туда еще ходить-то, а? Ваше?
Последнее я уже добавил, чтобы удочку закинуть, не терял ли кто креста. Чтобы максимально отстраниться от навязывания мне всяческих мистических моментов. Священник должен видеть и понимать, что не вижу я ничего необычного в произошедшем. Лучше так.
— Обронил…
Он поднял на меня взгляд, помолчал. Смотрели мы друг на друга какое-то время, буравили взглядом.
— Игорь Васильевич. Ты воин отменный, вижу это. Силы в тебе… — Он двумя пальцами коснулся груди мой, стукнул, как бы показывая, что именно вот здесь эта сила хранится. — Силищи невероятно. Сам хозяин леса с тобой связываться не стал. А крест…
— Что крест, отец?
— Ты же понимаешь, что знак это?
— Как знак, если крест?
Я решил максимально идти в непонимание факторов причастности ситуации к мистике и божественному проявлению. Ну медведь, ну крест — чего здесь такого-то?
— Отрицаешь, значит. — Вздохнул старик, бороду погладил. — Это… Это… Невероятно.
— Отец, я не очень понимаю. — Продолжал я косить под рядового, отважного, но не очень разумного и хитрого служаку. — Крест нашел, хорошо это или как? Что за знак?
Он смотрел на меня, вздохнул тяжело. Уже в который раз. Перекрестил. Плеч коснулся.
— Благословение мое и всех нас, рабов божьих… Оно с тобой. И с войском твоим оно, Игорь Васильевич.
— Спасибо, отец. — Я подумал, надо ли падать на колени, но решил, что это прямо совсем уже перебор, переиграю. Просто поклонился неглубоко. Так, чуть-чуть совсем.
Монах тем временем продолжал:
— Поможем мы тебе. Поможем. И словом, и делом, и молитвой.
— А за такие слова, вдвойне спасибо.
— Иди, мы здесь поговорим, обсудим и как войско твое явится все, тогда всех ратников, всех твоих людей знамением крестным обнесем, кадилом окропим, молитву прочитаем. — произнес он, помолчал секунду, добавил. — А ты, Игорь Васильевич, храни господь тебя. Простоту твою, святую.
Я еще раз поклонился.
— Скажи, отец, с крестом то что?
Решил добить монаха.
— Носи, раз в воде святого источника омыл ты его, то и он свят стал и чист. — Батюшка перекрестил меня. — Твой он теперь, по праву.
Пришлось еще раз поклониться. А монах протянул мне нить плотную, чтобы на шею повесить.
— Храни. Это великий дар. Благословляю тебя, Игорь Васильевич…
— Данилов я. — Продолжал я давить монаха.
Тот с невероятным удивлением, которое сопровождало всю нашу дискуссию, взглянул на меня. Моргнул раз, другой, продолжил:
— Да… Благословляю тебя. Игорь Васильевич Данилов. — Трижды перекрестил и отправил к сотне.
Вышел я из острога. Наконец-то завтрак. Горячая пища.
Быстрым шагом добрался до лагеря. Бойцы смотрели на меня с круглыми глазами. Яков, зараза, вот зачем я ему про медведя сказал и про крест. Одному скажешь, тот другому и уже бурый мишка превращается в стадо эти самых зверей, которых я не прогнал, а голыми руками в озерке том утопил. Хотя забавно вышло и в целом, даже полезно, пожалуй.
Один воин подскочил, миску подал, поклонился.
— Игорь Васильевич, извольте.
— Спасибо. — Сел я, начал наворачивать.
Простая каша на воде, но с голодухи это как манна небесная. Какие там ваши трюфеля, крутоны и прочие яства — вот оно. Сутки нормально не поешь, и самая обычная еда покажется вкуснее экзотики неимоверно дорогой.
Наслаждение.
После завтрака пошла рутинная работа. Лично контролировал подготовку к переправе. На другом берегу полсотни моих бойцов готовили место под лагерь. Своих лошадей, чтобы не тормозить переправу основного обоза, уже переправили.
Солнце поднималось все выше. Теплело, хотя облаков на небе становилось больше. Как бы дождь к вечеру не пошел. Но, на погоду повлиять я никак не мог. Делал то, что можно.
Первые разъезды основного войска добрались до нас где-то через час после завтрака. Доложились, что все в порядке. Подводы обоза скоро будут, пехота марширует, все ладно и справно. Врагов не замечено.
Еще часа через два по моим прикидкам слева из-за поворота батюшки Дона появились лодки казаков Чершенского. Флот двигался быстро. Скоро они уже начали приставать, вытаскивали суденышки на берег. Выглядели утомленными, но довольными.
Иван, бывший атаман, а теперь полутысячный соскочил с первой, подошел. Выглядел он утомленным и напряженным.
— Здрав будь, воевода. Как вы тут?
— Да как. Переправу спалить не дали. Монастырь тоже.
Он уставился на меня.
— Монастырь?
— Да, приказ у Елецких местных дозорных был. Сжечь постройки все, когда татары подойдут.
Лицо его стало еще более удивленным.
— Вот твари. Храм святой… А что за татары, откуда?
— Так это мы, татары. — Я усмехнулся.
— Как так?
— А вот так. Воевода Елецкий решил, что мы, и есть воинство татарское. То ли он так обхитрить своих людей решил, чтобы против русских их не настраивать. То ли уверовал, что татарские рати в сговор с нами вступили. И мы первыми идем, а за нами целая орда. Тут не ведаю, что ему в голову взбрело. — Пожал плечами, добавил. — Пока только десятника одного поймали и допросили.
— Чудно. — Протянул он.
— Вы как, Иван?
— Да как. — Он сокрушенно махнул рукой. — Трудно, вот как. Течение сильное, выгребать против, дело не легкое. Но, казак, коли надо, все сдюжит. Вот и здесь, смогли и если надо еще, еще сделаем.
— Надо. Думаю, до бродов тоже на судах идти. Но, поглядим. Сотников ждем и обсудим. Мысли-то у меня насчет Ельца есть.
На лице Чершенского застыло выражение, показывающее, что не сомневается он в том,
