Патриот. Смута. Том 4 - Евгений Колдаев
Скорее всего, из его желудей и выросла, поднялась эта дубрава.
Удивительно, но здесь комары не лютовали. Неслышно их было.
Слева и справа за могучим дубом рос почти непролазный, плотный орешник. В темноте было сложно разобрать, но там, внизу, на другой стороне озерка, казалось, мне, в отдалении за деревьями еще какой-то кустарник.
Вначале я подошел к дубу. Это действительно была вершина холма. Все вокруг поросло лесом и в темноте не видно было почти ничего, кроме напирающих дубов исполинов. В целом — отличное место для ночлега. Подобраться незаметно здесь очень сложно. Деревья, заросли. Тихо уж точно не получится.
Дотронулся до дерева.
Невероятная мощь покоилась в его стволе под корой. Шла она от самой земли, из-под нее вверх по ветвям к листве. Казалось, я ощутил то неспешное движение соков, несущих эту силу вверх. Этот исполин стоял здесь давно, невероятно, неведомо сколько и помнил многое. Дожди омывали его ветви, холода морозили кору, отчего она порой трескалась, но только крепла с каждым разом. Белки, прыгая с ветки на ветку, щекотали. Они ели его желуди из поколения в поколение. Птицы вили на нем гнезда. Солнце сушило землю и давало питание его листьям. Даже ужасающие ветра, ураганы, налетающие иногда и пытающиеся вырвать из земли, не смогли одолеть этого исполина. Корни его ушли глубоко в землю и питались из источника.
Невероятную силу придавала эта вода могучему дереву. Оно росло и крепло.
Я вздохнул. Безграничная мощь живой природы была передо мной.
Кинул к корням скатку. Стащил пояс с перевязью. Приставил к дубу оружие. Потянулся, покрутился, разминая чуть затекшую спину. Все же весь день в седле — то еще испытание для организма.
Вернулся обратно к лестнице, вырубленной в склоне оврага, начал спуск. Метра два — и я внизу. По камням слева струилась вода. Здесь был сделан небольшой столик, на котором стояло несколько долбленых не то кружек, нет, то мисок, не то стаканов — называй как хочешь. Просто кусок дерева с вынутой сердцевиной.
Веяло холодом. Еще бы — ключевая вода у самого своего истока.
И в чем смысл? Неужто за несколько глотков что-то, может, измениться? Или для монаха важен сам факт смирения. Я понимаю, удаление на сорок дней, аскеза, переосмысление себя. Нахождение в гармонии с природой. Мне по делам служебным приходилось одному одиннадцать дней пробираться через горы и предгорья. Там, правда, не до просветления было. Задача — выжить и не сойти с ума.
Но, некий смысл отшельничества все же я видел.
Но здесь — ночь. Странно. Но, слово монаха было таким, а раз мне нужно добиться его уважения и благословения, то сделаю — как потребно.
Набрал воды. Она полилась по пальцам, коснулась холодом.
Глотнул — зубы свело. Морозом обожгло горло, но на вкус очень приятна, ключевая, чистая. Можно сказать — живая.
Набрал еще, уже в ладони, умылся. Ух… Холодно-то как, но бодрит. Хорошо. Выпил еще. За день все же жажда накопилась, нужно ее было утолить. Вытер лицо рукавом. Поднялся обратно к дубу.
Ночлег был организован. Стоило ли теплить костер? Монах про огонь ничего не говорил, а спать как-то без тепла майской ночью в лесу мне показалось глупой затеей.
Аккуратно орудуя ножом, я подготовил небольшое кострище чуть поодаль от корней деревьев. Собрал окрест валежника. Благо сушняка здесь было много. Сырость копилась внизу, а там, где расположился я, было довольно сухо.
Костер я планировал небольшим, больше не для огня и света, а для тепла. Вначале разжечь небольшие ветки, а затем кинуть в вырытую ямку несколько крупных, насколько можно их было нарубить моим бебутом, полешек — для жара. Чтобы они лежали, тлели и угли давали.
Огонь разгорелся, дровами я запасся. На это ушло примерно с полчаса. Без спичек высекать искры кремнем и кресалом-то еще развлечение. Но, я человек опытный и такое умел в прошлой жизни. Вот, пригодилось.
Устроился полулежа, уставился на костер. От земли поднимался холод. Подстилка сохраняла тепло. Стащил сапоги, смотал портянки, размял руками пальцы ног. Перед сном нужно обратно надеть, а то мало ли что. В походе лучше быть готовым ко всему — вскочить, бежать или сражаться. Мало ли кто ночью на костерок придет. Вдруг эти монахи чего нехорошего задумали.
Вряд ли, конечно, но все же мало ли.
Я положил оружие так, чтобы было удобно его сразу же выхватить. С одной стороны — не верилось мне, что затевают они что-то нехорошее против меня. Глупо было это, да и как-то… Люди божьи это из общения чувствовалось. Но с другой — доверяй, но проверяй. Береженого — бог бережет.
Привалился к дереву, полулежа. Спать пока не хотелось. Шевелил затекшими пальцами ног, грел их у костра, думал. О многом. Как-то мысли прямо хорошо шли, структурировались. В костре виделось что-то вечное — бесконечное. То, что создало нашу человеческую культуру, заложило ее основы. Невероятный панический ужас, который испытывал перед пламенем зверь и его преодоление человеком.
Давным-давно, тысячи лет назад где-то здесь сидели наши предки, живущие на границе ледника. Близ Костенок, что рядом с Воронежем много стоянок древних людей. Множество находок. На мамонта и шерстистого носорога здесь люди охотились.
Огонь хранил их, защищал от диких зверей и беды.
И вот я, так же как они тогда давным-давно, сидел сейчас и всматривался в пламя.
Лес вокруг жил своей жизнью. Ухнул далеко филин. Мыши возились где-то в зарослях орешника. Ветер покачивал деревья, они поскрипывали, словно пели.
Начало клонить в сон. Я натянул сапоги, завернулся поплотнее в кафтан. Ночь вроде бы выдалась не морозной. Все же уже середина мая. Да и костер под боком — замерзнуть не должен. Устроился поудобнее и провалился в дрему. Привычка спать вполуха, когда вокруг было небезопасно, выручала в такие моменты.
Дремал, проваливался в глубокий сон, выходил из него. Снилось что-то красивое, предвечное, великое. Образы, деяния, не разобрать, не запомнить. И тут… Что-то большое бурое вторглось в мою дрему. Рычало, ворчало где-то на грани слуха.
Дернулся, очнулся.
Нет, это не сон!
Там, внизу, на другой стороне ручья, за тем самым малым озером кто-то был. Прислушался. Черт! Не просто кто-то. Это же косолапый, хозяин леса. Костра не испугался. Плохо. Очень плохо. Лучше бы бандиты. Трое, да хоть пятеро. С людьми это одно, а медведь — дело иное. Все истории
