Последний герой СССР - Петр Алмазный
— Не жалко? — спросил Олега.
— Все иллюзия, все майя, — он задвинул нож и сталь, блеснув на солнце, плавно вошла в ножны.
— Петр, остаешься в машине, и чтобы ни на шаг. Искать тебя сегодня в наши планы не входит, — предупредил я ученого. — Арни, ты хочешь пойти к шаману?
— О, иес! Я мечтать увидеть старинный рашн обрят! — возбудился американец. — Я есть собирать старинный обрят-ты…
— Легенды, сказки, тосты, — проворчал я.
— Я тоже хочу к шаману, — оживился Петр. — Шаманские практики…
Но я перебил его:
— Пока твой фонтан красноречия не включился на полную катушку, еще раз прошу: посиди пять минут спокойно. — я видел, как Петр расстроился и подсластил пилюлю:
— На обратном пути заедем к шаману еще раз, обещаю.Я рассчитываю на тебя? И ты про пироги забыл, остыли поди?
— Точно, — ботаник завозился в вещах, выудил пакет с пирогами, надкусил и замычал от удовольствия. — М-ммм… С пареной калиной! Я такие только у бабушки ел!
У шамана в избе (всегда думал, что шаман живет в какой-нибудь хижине в лесу — это как минимум) было вполне себе цивильно: телевизор, нормальная мебель, ковры на стенах, привычный с детства советский дизайн.
Шаман казался очень-очень старым. В глубоких морщинах застыла история бесчисленных переходов и ночей, проведенных у костра Глаза старика, казалось, смотрели куда-то вглубь, в какой-то иной пласт реальности.
Но поражал не он, а то, что на нем было навешано: мешочки с таинственными снадобьями, амулеты из клыков и когтей, перья, обмотанные цветными нитками. От шамана пахло дымом, сухой полынью и чем-то звериным и сладковатым. Руки покрыты шрамами, обломанные ногти на длинных пальцах темные, будто из дерева.
Тем более странно смотрелся этот персонаж на фоне чехословацкой мебельной стенки и телевизора. В советской обстановке он вызывал когнитивный диссонанс. Пожалуй, только жаровня с тлеющими углями посреди комнаты, на которой булькал котелок с дурно пахнущим варевом, органично смотрелась рядом с ним.
Сам шаман обрадовался Олегу, как родному. Он что-то сказал ему на непонятном языке, наш проводник ответил и подал нож. Глаза шамана блеснули удовольствием, но он тут же положил подарок на стол. Взял со стола мешочек и бросил горсть сушеной травы на угли в жаровне — по дому поплыл сладковатый, душистый дымок. Айдер нахлобучил на голову шапку, украшенную перьями и бусинами, взял в руки бубен, и заговорил — заунывно и гортанно — речитативом.
Американец смотрел на действо завороженно, его взгляд расфокусировался, в глазах появился стеклянный блеск. Не прекращая речитатива, шаман отложил бубен в сторону, зачерпнул из матерчатого мешка горсть грибов — я с удивлением узнал в сморщенных шляпках мухоморы — и бросил грибы в кипящую воду. После этого потянулся к ножу, достал и потрогал лезвие пальцем. На подушечке появилась капля крови.
Олег кивнул мне и первым покинул комнату.
— Надеюсь, америкоса он резать не будет? — Мрачно пошутил я, когда дошли до автомобиля.
— Не будет, — серьезно ответил он, — но вряд ли этот негр вспомнит, где он и что с ним. Не парься, на обратном пути заберем твоего америкоса. Я на теленгитском попросил шамана устроить хороший «отдых» твоему усталому другу.
— Он такой же мой, как твой, — огрызнулся я.
Достал рюкзак Арни, вернулся к дому и подвесил у дверей на крюк, вбитый в стену. Очухается, полезет за шоколадками. И потом, в Кош-Агаче, насколько я знаю, есть гостиница — успокоил я свою совесть.
Дальше ехали молча. Ну — как молча? Олег гудел: «Ом-ммм», Петр рассказывал об археологических находках, первобытно-общинном строе и процессах, происходящих в момент землетрясений. Говорил он красиво, вдохновенно и даже не замечал, что вещает, по сути, для себя любимого.
Я включил магнитолу: «Повстречались как-то раз эскимос и папуас, и сказал папуас эскимосу»… Ну нет, у меня здесь свой диалог «папуаса» с «эскимосом». Я усмехнулся, выключил музыку и посмотрел на проводника. Олег блаженствовал в очередном приступе «ома». Глянул на ботаника — тот увлеченно рассказывал самому себе о сдвиге тектонических платформ.
Границу проехали быстро. Погранцы внимательно рассмотрели бумаги и пропустили. С монгольскими пограничниками тоже не было проблем, большие печати монгольской Академии наук произвели на них впечатление. Несколько странно повел себя один из монголов. Он вперился в Олега взглядом и что-то резко произнес на монгольском. Олег понял его, я это видел, но в ответ он только улыбнулся и пожал плечами. Ответил на русском:
— Прости, не знаю монгольского…
Через пять километров от границы дорога разделялось. Одна вела на Ховд.
Ховд — обычный городок советского типа — администрация, площадь, статуя Сухэ-Батора, несколько трёх-пятиэтажных домов советского типа. Остальной городок — это юрты и глинобитные мазанки. За пятиэтажными домами где жили бывшие советские специалисты стоят несколько вилл. Там всё за глинобитными дувалами, чахлые садики вокруг двухэтажных домов. Когда-то проектировались с террасами, но поскольку ветер несёт постоянно пыль и песок, всё это застеклено.
До Ховда приятная дорога по степи, расстояние примерно такое же, как до Маймы. Около двухсот километров, если не ошибаюсь. Был уверен, что нам туда. Но Олег вынырнул из «нирваны» и сказал:
— Сворачивай направо, там, как увидишь озеро, останавливай. На берегу заночуем.
Озеро появилось уже на закате, синева воды сливалась с небом и горными вершинами. Деревья и кусты обрамляли берега, в большом количестве рос емшан — ковром устилал открытые участки.
Палатку установили за невысокими, искривленными деревьями.
— Не знаю, стоит ли разжигать костер, — с сомнением произнес Олег.
— И почему? — я смотрел ему прямо в глаза, но он отвел взгляд.
— Небезопасно, — ответил уклончиво и тут же добавил:
— С другой стороны, костер нужен. Зверья много.
— Слушай, хорош темнить, если ожидается какая-то заварушка, то будь добр, предупреди спутников. Мне из тебя что, клещами информацию вытягивать? — Я разозлился.
— Мужики, кушать подано, пойдемте жрать пожалуйста! — крикнул Петр и сам же рассмеялся своей шутке.
Он, пока мы с проводником разговаривали, уже расстелил на чахлой траве кусок брезента, выложил армейскую тушенку и вскрыл банки консервным ножом. Из термоса налил в большие алюминиевые кружки чай, разломал булку хлеба. И тут же, рядом, положил яблоки. Надо же — еще остались, я думал, что он до Бийска их все прикончил.
Ели молча. Даже Петр
