Оракул с Уолл-стрит 8 - Алим Онербекович Тыналин
Но внутри все клокотало. Морган появился в Бостоне в тот же день, когда О’Брайен предъявил ультиматум.
Случайность? Вряд ли.
Скорее всего, финансовый магнат следил за развитием событий и решил воспользоваться моими проблемами.
— Патрик, — сказал я, поднимаясь в номер, — завтра у меня будет еще одна встреча. Очень важная.
— С кем, босс?
— С человеком, который может оказаться еще опаснее О’Брайена.
В номере отеля я еще раз перечитал послание. Морган предлагал встречу в самый критический момент, когда я был зажат между угрозами ирландских радикалов и требованиями итальянской Комиссии. Это могло быть либо спасением, либо ловушкой.
Но у меня не было выбора. Отказ от встречи с самым влиятельным финансистом Америки был равносилен признанию слабости. А в мире, где я теперь жил, слабость означала смерть.
Глава 13
Встреча с дьяволом
Отель «Коплей-Плаза» на площади Коплей считался одним из самых элегантных в Бостоне. Построенный в 1912 году в стиле итальянского ренессанса, он служил местом встреч политической и финансовой элиты Новой Англии. В эпоху Депрессии немногие могли позволить себе роскошь его люксов.
В два часа дня я поднялся на четвертый этаж в сопровождении О’Мэлли, который остался ждать в холле. Люкс четыреста двенадцать располагался в угловой части здания, с окнами на площадь Коплей и старую Троицкую церковь.
Дверь открыл не Морган, а его слуга. Невысокий азиат в безупречной ливрее, с лицом, которое могло принадлежать как китайцу, так и японцу. Он поклонился с восточной церемониальностью и жестом пригласил войти, не проронив ни слова.
Первое, что поразило в люксе, необычная обстановка.
Стандартная мебель отеля заменена экзотическими предметами. Низкий лакированный столик в японском стиле, китайские ширмы с изображениями драконов, персидские ковры с геометрическими узорами. На стенах висели картины в золоченых рамах. Не американские пейзажи, а европейские натюрморты и восточные каллиграфии.
— Мистер Стерлинг, — раздался голос из глубины комнаты. — Прошу прощения за театральность, но я ценю атмосферу.
Из-за ширмы появился человек, который сразу приковал внимание необычной внешностью. Джонатан Рид Морган был высок. Около шести футов трех дюймов, но худощав до изящности.
Возраст определялся трудно, где-то между тридцатью пятью и сорока пятью годами. Волосы цвета воронова крыла с предательски ранней сединой на висках, зачесанные назад с математической точностью.
Но поразительнее всего были глаза, необычного зеленовато-серого оттенка, почти хамелеонского, которые, казалось, меняли цвет в зависимости от освещения. В них светился острый ум и что-то еще. Холодная насмешливость человека, который знает секреты, недоступные другим.
Костюм на нем был произведением искусства. Темно-синий шерстяной материал с едва заметным блеском, сшитый явно не в Америке. Может быть, Савиль Роу в Лондоне или один из миланских ателье.
Рубашка белоснежная, с воротником-стойкой в континентальном стиле. Галстук шелковый, темно-бордовый с золотым узором, закрепленный булавкой с неопознанным гербом.
Но самой необычной деталью были перчатки. Тонкие кожаные перчатки серого цвета, которые он не снимал даже в помещении. На левой руке поблескивал массивный перстень с темным камнем, возможно, обсидианом или черным жемчугом.
— Джонатан Рид Морган, — он протянул руку в перчатке для рукопожатия. — Благодарю за то, что нашли время для… этого небольшого театра.
Рукопожатие было уверенным, но странно холодным даже через кожу перчатки. Голос у Моргана был вкрадчивым, с едва уловимым акцентом, смесью британской аристократичности и что-то еще, возможно, центральноевропейское.
— Мистер Морган, — ответил я, изучая его лицо. — Ваше послание было интригующим.
— Присаживайтесь, пожалуйста, — он указал на низкие кресла вокруг японского столика. — Кью, принеси чай.
Азиатский слуга беззвучно исчез за ширмой. Через несколько минут он вернулся с изящным чайным сервизом, не европейским фарфором, а тонкой китайской керамикой цвета слоновой кости.
— Улун с Формозы, — пояснил Морган, принимая из рук слуги фарфоровую чашку без ручки. — Надеюсь, вы не возражаете против восточных традиций? Я провел некоторое время в Азии и пристрастился к их ритуалам.
— Где именно в Азии? — спросил я, принимая чашку.
— Шанхай, Гонконг, Сингапур, — Морган отпил чай, его глаза приобрели более зеленоватый оттенок. — Удивительные места для ведения бизнеса. Особенно если понимаешь долгосрочные тенденции развития торговли.
Первый намек на знание будущего. Морган говорил о развитии азиатской торговли с уверенностью человека, знающего, что она станет доминирующей силой в мировой экономике.
— Долгосрочные тенденции это интересно, — осторожно заметил я. — Какие именно тенденции вы имеете в виду?
Морган поставил чашку на столик и откинулся в кресле. Его движения были точными, почти кошачьими:
— Мистер Стерлинг, позвольте быть откровенным. Вы производите впечатление человека, который предвидит события. Крах Continental Trust, например. Или ваше странное нежелание инвестировать в определенные сектора рынка, которые кажутся всем остальным чрезвычайно привлекательными.
Второй намек. Морган знал о моих нестандартных инвестиционных решениях.
— Аналитические способности и осторожность, — ответил я нейтрально.
— Конечно, — Морган улыбнулся, и эта улыбка была одновременно очаровательной и хищной. — Аналитические способности. Как и у меня. Например, я предвижу, что текущая ситуация с экономикой Америки осложнится. Значительно осложнится.
— В каком смысле?
— Банковские крахи, массовая безработица, крах промышленности, — Морган перечислял как будто читал сводку новостей. — Это продлится годы. Может быть, до конца тридцатых. А потом будет война.
Мне стало холодно. Морган описывал Великую депрессию и Вторую мировую войну как установленные факты.
— Это очень мрачный прогноз, — сказал я, стараясь сохранить спокойствие.
— Реалистичный, — поправил Морган. — Но для подготовленных людей кризисы означают возможности. Например, можно скупить обесценившиеся активы, инвестировать в военную промышленность, установить контроль над ключевыми отраслями.
Он говорил о войне как о бизнес-возможности. Это было либо циничностью, либо знанием того, что война неизбежна.
— А что насчет человеческой цены таких кризисов?
Морган повел плечом, жест одновременно европейский и безразличный:
— Мистер Стерлинг, история движется по определенным законам. Мы можем либо использовать эти законы в свою пользу, либо стать их жертвами. Выбор за нами.
Его философия была откровенно социал-дарвинистской. Выживание сильнейших, приспособленность как мерило успеха.
— И какое место в этой исторической схеме вы отводите мне?
Морган наклонился вперед, его зеленовато-серые глаза приобрели почти гипнотическую интенсивность:
— Вы интересный случай, мистер Стерлинг. Молодой человек с необычными знаниями. Способностями, которые нельзя объяснить обычным образованием или опытом. Как будто вы черпаете эти знания из другого источника.
Прямой вызов. Морган
