Инженер Петра Великого – 8 - Виктор Гросов
Принц умолк. На его глазах просьба о союзе превращалась в посвящение в заговор.
Ночь опустилась на Инсбрук. В кабинете фельдмаршала горела одна свеча, ее неровный свет выхватывал из полумрака напряженное лицо Пилипа Орлика и неподвижный профиль Евгения Савойского.
— Ваш гетман стар, пан Орлик. Он добился всего, чего может добиться подданный: богатства, власти, уважения своего государя. История запомнит его как верного слугу московского царя. А что останется после него? Его племянник, Войнаровский? Думаете, император Петр позволит ему унаследовать булаву? Нет. После смерти вашего гетмана Гетманщина перестанет существовать. Станет просто еще одной губернией новой Российской Империи.
Орлик молчал. Фельдмаршал озвучивал потаенные страхи Мазепы о которых знал Орлик.
— Я же предлагаю ему войти в историю как создатель, — Евгений чуть подался вперед, пламя свечи отразилось в его глазах. — Его Величество Император Священной Римской Империи, Иосиф I, высоко ценит роль Войска Запорожского как оплота христианства на востоке. Мы готовы признать заслуги вашего господина. Мы готовы пожаловать пану Ивану Мазепе титул Князя Империи.
Орлик вздрогнул. Подобное предложение выходило за рамки всего мыслимого. Титул имперского князя! Он ставил своего носителя в один ряд с курфюрстами Саксонии и Баварии, выводил из разряда вассалов в круг европейских суверенов. Это же почесть и легитимация в глазах всего цивилизованного мира. Русский император мог даровать земли и золото, но не мог дать того, что предлагала Вена, — место в истории.
— Это выведет его из-под власти Москвы, — продолжил принц, видя, что наживка проглочена. — Вена негласно поддержит создание на землях Гетманщины наследного княжества под протекторатом Империи. Оно станет местом, которое защитит и вас от непредсказуемой России, и нас от ее растущей мощи. Ваш гетман станет основателем династии.
Пилип Орлик с трудом сглотнул. В его воображении уже проносились картины будущего: герб князей Мазеп, признанный всеми дворами Европы, независимое государство, наследственная власть… Это было то, о чем старый гетман мог лишь мечтать в самые смелые минуты. Но Орлик был и прагматиком.
— Столь щедрый дар, Ваша Светлость, несомненно, требует ответной благодарности, — осторожно произнес он, возвращая разговор на землю. — Чем Войско Запорожское может служить Священной Римской Империи?
— Не служить, пан Орлик. А действовать в общих интересах, — поправил Евгений и подошел к карте. — Восстание на Дону — пожар, который угрожает поглотить и ваши земли. Царские полки, которые придут его тушить, не уйдут. Они останутся, чтобы выжечь любую мысль о вольности. Мы должны погасить этот пожар, прчем так, чтобы не обжечься самим.
— Мы не можем послать вам армию, война с Францией связывает нам руки. Но можем дать инструмент. Мы сформируем «Силезский добровольческий корпус». Пять сотен отборных бойцов, специалистов по «малой войне»: хорватские граничары, привыкшие сражаться с турками в горах, и богемские рудокопы, мастера подрывного дела. Официально, ваш гетман наймет их на свои личные средства для «защиты границ».
Орлик нахмурился. Пять сотен наемников — сила, недостаточная для войны с Россией, однако слишком заметная, чтобы укрыться от царских шпионов.
— И какова же истинная задача этого корпуса? — спросил он прямо.
— Нанести удар, который всё изменит, — ответил Евгений. — Пока русская армия увязла на Дону, а их инженер Смирнов занят борьбой с Булавиным, вы обеспечите этому отряду коридор. Цель отряда — промышленный тыл московитов.
Евгений не назвал Игнатовское. И не упомянул об убийстве инженеров. Как опытный интриган, он давал своему инструменту ровно столько информации, сколько было необходимо для дела, и ни словом больше.
— Я говорю о литейных заводах, пороховых мануфактурах, о строящейся дороге. Обо всем, что дает русской армии ее дьявольскую силу. Ваши казаки — превосходная легкая кавалерия, но они не умеют разрушать промышленные объекты. Зато мои богемцы умеют. Они превратят их мануфактуры в груду камней. Сожгут их склады. Парализуют их логистику.
Для Мазепы это выглядело как простой набег по ослаблению врага. Евгений не просил гетмана воевать с русской армией — он просил пропустить отряд специалистов, которые сделают за него всю грязную работу.
— Мы лишим их армию клыков и когтей, — продолжил Евгений, глядя на Орлика. — И тогда, когда их полки на Дону останутся без пороха и ядер, когда их хваленые «самоходные повозки» встанут, вот тогда и наступит час вашего гетмана. Он сможет выступить в роли «миротворца», спасти Империю от хаоса, и за эту услугу потребовать у ослабленного царя всё, что ему причитается. Включая признание его нового, княжеского статуса.
Евгений Савойский подошел к Орлику вплотную; их лица разделяли считаные дюймы.
— Ваш гетман всю жизнь ходил по лезвию ножа. Сейчас ему предстоит сделать последний шаг. Он может остаться в истории верным слугой, чьи заслуги забудут на следующий день после его смерти. Или рискнуть и стать основателем нового государства. Скажите вашему господину, что это единственный путь, на котором его не ждет забвение. Для него.
Пилип Орлик стоял неподвижно. Масштаб интриги был чудовищен. Риск — запредельным. Провал означал казнь, полное уничтожение Гетманщины, выжженную землю и стертую из истории память. Но и награда была велика. И главное, фельдмаршал был прав: технологии Смирнова делали любое политическое соглашение с Россией временным и бессмысленным. С этой силой нельзя было договориться. Ее можно было только уничтожить, ударив по самому источнику.
Медленно, осознавая тяжесть выбора, генеральный писарь склонил голову.
— Я передам ваши слова гетману, Ваша Светлость. Я думаю… он согласится. У нас нет иного пути.
Едва за Пилипом Орликом закрылась дверь, кабинет фельдмаршала превратился в штаб тайной войны. Завертелся гигантский, неповоротливый механизм австрийской дипломатии. Словно паук, граф Вратислав начал плести свою сеть. В государственную канцелярию полетели депеши, запускающие сложный процесс подготовки документов о даровании Мазепе княжеского титула — приманки, неумолимо тянущей старого лиса вперед. Одновременно в Варшаву и Стокгольм понеслись другие гонцы с искусно составленными письмами, полными туманных намеков и заверений в нейтралитете, призванными усыпить бдительность всех игроков в этой сложной партии.
Тем временем вдали от блеска венских дворцов, в суровых предгорьях Силезии, начиналась настоящая работа. В уединенном, окруженном лесами замке, под вывеской «Горнорудной компании барона фон Штаремберга» ковалось сердце корпуса. Во главе корпуса встал барон Гюнтер фон Штаремберг — человек, чье имя вызывало суеверный трепет даже у ветеранов Балканских войн. Худощавый, с
