Инженер Петра Великого – 8 - Виктор Гросов
В палату прихрамывая и держась за стены вошел Андрей Нартов. Он замер на пороге, не решаясь подойти, его взгляд тут же приковало к чертежу на столе. Сначала в его глазах отразилось недоумение, затем — то потрясение, которое испытывает инженер, увидев простое и гениальное решение проблемы, над которой бился месяцами. Он, кажется сходу уловил суть идеи.
Медленно подойдя к столу, он взял из моих пальцев грифель. Несколько секунд он молча изучал набросок, а затем перечеркнул примитивный хвостовой руль.
— Он не нужен, Петр Алексеевич, — произнес он своим обычным, ясным голосом. — Лишний вес и сложность. Управлять можно иначе. Если сделать лопасти винтов поворотными и подвести к ним систему тяг… Мы сможем менять их угол прямо в полете! Увеличивая угол на обоих винтах — получим подъем. Уменьшая — снижение. А если менять угол на одном винте больше, чем на другом — получим крен и разворот. Это даст невероятную маневренность!
Тут же, рядом с моим эскизом, он начал набрасывать сложную схему шарниров, тяг и общего вала-коромысла. Механизм, который в моем мире назовут «автоматом перекоса». Наш тандем возродился из пепла.
Алексей смотрел на наши руки, летающие над пергаментом, на то, как из провала рождается нечто новое, совершенное. В его взгляде было восхищение и толика горечи.
— Первая «Катрина» была надеждой, — произнес он тихо, но так, что мы оба обернулись. — Вторая стала нашей общей виной. Эта, третья, должна стать нашим искуплением.
Так родилась «Катрина-3».
Мы втроем склонились над чертежом: я, Нартов и приподнявшийся на локтях, Алексей. Больше не было учителя и учеников, командира и подчиненных. Была команда, объединенная трагедией и выстраданной надеждой. Катастрофа нас переплавила. На бумаге рождался медленный, неуклюжий, зато надежный аппарат, способный зависать над одной точкой, подниматься и садиться вертикально. Идеальный разведчик и спасатель. Нужно было потом рассчитать грузоподъемность. Думаю, пару «дыханий» он выдержит.
Надежда на спасение отряда Орлова, похороненная под обломками «недодирижабля», возрождалась. Сейчас она была основана опыте и общем прозрении.
Надеюсь, Брюсу понравится.
Кстати, а вот и он. В палату зашел хмурый Яков Вилимович.
Глава 7
Воздух давил на виски, заставлял говорить вполголоса. Появление Якова Вилимовича Брюса не стало неожиданностью, хотя легче от этого не было. Он вошел как хирург, прибывший на консилиум к безнадежному больному. Застыв на пороге, его фигура в темном камзоле, казалось, источала холод. И прежде чем лицо Брюса обратилось в непроницаемую маску государственного мужа, я успел уловить в его взгляде мимолетную тревогу. Когда его взгляд на мгновение зацепился за перевязанную фигуру царевича, с трудом приподнявшегося на локтях, в глубине светлых глаз полыхнул откровенный гнев.
Маска вернулась на место. Сдержанно, соблюдая ледяной этикет, Брюс поклонился.
— Ваше Высочество, — послышались стальные нотки.
Алексей сумел выдавить из себя подобие приветствия.
— Андрей Константинович, — кивок в сторону Нартова, который дернул щекой.
— Генерал, — закончил Брюс, вперив взгляд в меня.
Подойдя к столу, он одним движением окинул взглядом разложенные на нем расчеты — свидетельства нашего мозгового штурма. Его мозг обрабатывал увиденное: я, царевич и мой главный механик, троица, объединенная грандиозным провалом, в лихорадке ищет выход. То, что для меня было символом возрождения и вторым шансом, для него выглядело уликой, доказывающей, что моя рискованная авантюра с «воспитанием» наследника едва не стоила Империи будущего.
Тяжелый вздох вырвался сам собой. Оправдываться — бессмысленно. В голове уже щелкали шестеренки: что я могу ему противопоставить? Готовые «Бурлаки»? Нет, еще не готовы. «Катрина-3»? Лишь сырой чертеж на бумаге.
Не тратя времени на предисловия, Брюс начал говорить. Его слова были серией точных ударов.
— Отряд Орлова держится, — начал он без капли оптимизма. — Василий со своими людьми заперся в старом казачьем остроге на Калитве. Отбивают по три-четыре атаки каждые несколько дней. Порох и свинец на исходе. Каждый час стоит жизни твоих преображенцев, Петр Алексеич.
Первый удар пришелся точно по совести. Перед глазами встало лицо Василия, его усталая усмешка, я заставил себя не отводить взгляд от Брюса, который внимательно следил за моей реакцией.
— Второе, — продолжил он. — Восстание больше не бунт голытьбы. Кондратий Булавин взял Черкасск. Взял почти без боя — городская верхушка сама открыла ему ворота. Теперь у него есть город, казна и закон в глазах всего Дона. Он вождь полномасштабной войны, которая грозит отрезать нас от Азова и всего юга.
Второй удар — по моим стратегическим планам. Моя теория о «перекаленном металле» подтвердилась самым кровавым образом. Лист треснул и теперь разламывался на куски, грозя похоронить под собой наши достижения. Рядом скрипнул зубами Алексей. Он, как и я, осознавал масштаб разворачивающейся катастрофы.
— И третье, — Брюс посмотрел мне в глаза. — Под Азовом атаман Игнат Нестеров, сохранивший верность Государю, собирает казачьи полки. Формально — чтобы идти на соединение с карательными силами и ударить по Булавину. Он шлет в ставку верноподданнические письма и просит оружия и денег. Как думаешь, генерал, надолго хватит его верности, когда он узнает, что царская власть там фактически исчезла?
Брюс задавал прямой вопрос. Устраивал экзамен на профпригодность. Проверял, не оплавились ли у меня мозги окончательно, способен ли я еще мыслить категориями реальной политики, а не витать в эмпиреях инженерных фантазий.
Выдержав его взгляд, я почувствовал, как адреналин пробежался по телу. Слова Брюса о Черкасске отозвались тупым уколом где-то под сердцем, смешавшись с физической болью, и сложились в безрадостную картину.
Хаос. Но в любом хаосе есть точка опоры, главный узел, дернув за который, можно попытаться распутать весь клубок. И я этот узел нащупал. Мозг будто
