Рывок в будущее - Владимир Викторович Бабкин
Так это ещё только наводнения. А пожары? Столица горела с завидной регулярностью. Большие пожары были в 1710, в 1723-м, в 1736 и 1737 годах. Сгорало чуть ли не по полгорода. Центр, во всяком случае. И толку, что всякие пожарные наказы существовали ещё со времён Ивана Грозного, когда он лично серьезно обжегся на тушении пожара в Москве. И Царь Алексей Михайлович издал строжайший «Наказ о градском благочинии». Очень строгий. Чуть ли не до высшей меры за небрежение? Как горела Москва, так и продолжала гореть. В Питере были примерно те же порядки, что и в Первопрестольной и примерно с тем же результатом.
Всё горело, всё сгорело, всё пропало и крайних не найдёшь.
Матушка жаловалась, что Тайная канцелярия сбилась с ног, но, пока есть ощущение, что целые группы делают подпалы в разных городах России. Конечно, Императрица это относит на свой счёт. И наводнение тоже. Нет, не стихию. Результат.
Вообще, одним из самых пострадавших был я. И наука в целом. И прогрессорство моё. В Итальянском дворце затопило-подтопило подвалы со станками, залило полы в части моих производств со складов тоже. Убытков (моих лично) на тысячи рублей серебром. Страховых компаний тут нет. Благо хотя бы дворец не мой, и оплачивать ремонт его будет Дворцовое ведомство.
Но, ладно, деньги. Дело наживное. Но, погибли часть чертежей, расчётов, наработок. Пришли в негодность запасы материалов и многие приборы, оборудование. А его не закажешь в ближайшую доставку, как пиццу. В общем, по моим оценкам, наши работы отбросило на год минимум. Итальянский ушел в зиму сырым. Так что пришлось переселять моих работников в новый дворец на Исаакиевской площади. Срочно делать там отопление. А потом заводить парк карет. Что-бы возить моих работников и шарашников на предприятия в Итальянском саду.
Оттого мы с Линой и в Петербург на зиму и не переехали. Спасибо Меньшикову: в Ораниенбауме у нас очень Большой дворец. В Правое крыло, которого от нажитой в покоях мелкой живности мы из Левого крыла и переехали.
Знал ли я о наводнениях и пожарах в Петербурге? Знал. Почему не принял меры? Дурак потому что. И Ломоносов знал. И Рихман. И Нартов знал. И Елисавета, и дед мой Великий знал. И… что?
Столица Империи здесь, и я пока не могу переменить этого. Ну разве что хоть немного до ума довести по Матушкину повелению. Главное самому не упасть внезапно с моста при этом.
Мосты – они такие.
* * *
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ОРАНИЕНБАУМ. 28 апреля 1745 года.
Сегодня у меня законный выходной и не потому, что воскресение, а потому что жене моей в ближайшие дни рожать. Так что в субботу выпросил я у Матушки недельно увольнение. Апрель выдался тёплым и, вслед за речным, озерный лед с Ладоги успело уже прогнать. Текущие работы налажены, мой заместитель полицмейстер столицы Николай Корф, и начальники департаментов градоначальства на месте. Что случится – вызовут.
В общем не знаю кого Матушка хотела напугать. Я в прошлой жизни был чиновником, большею часть от науки. А они всегда шибко умные. Так что справился я тут со статскими и с военными. Напомнил, как мой дед учил их же коллегиально решения принимать, а отвечать за исполнение их лично. К радости коллег. Divide et impera. Разделяй и властвуй. Делегируй и наслаждайся.
Пришлось конечно за отстранение некоторых больных стариков потом с матушкой повоевать, создать спасательные команды и бранд-мейстерство. Многих расторопных в сторону прихватизации отпущенных на подтоплеников средств взято было под стражу. Некоторые дела, в том числе и кадровые, Она после наших совещаний отправляла прямо в Тайную канцелярию.
В общем, голода и бунта не случилось, а городские дела худо-бедно, но, сдвинулись с места.
Приехал я не один, а с Павлом Захаровичем Кондоиди. Грека мне командировали на время своего губернаторства из генерал-штаб-доктором армии. Я же бессовестно пользуюсь сейчас своим «служебным положением», его семья у меня уже вторую неделю гостит. Прямо после ледохода на помощь Лаврентию Лаврентьевичу отправил. Им с Блюметнростом есть о чем поговорить.
С этим наводнением я поздно вспомнил об акушерском стетоскопе. Он отличается формой, но, у мамы моей, когда она в Крампнитце служила, такой был. Так что, к Новогодию, я его со своими мастерами сделал. Штук десять врачам раздал. Записи наблюдений вести поручил. Вроде разобрались они где слушать, я им подсказал что бы разобрались по звуку с прилежанием. Но, больше сам в дело не лез. Занят был. Но, биение младенца в Лине услышал. Она тоже, но у служанки нашей. Здесь у меня ещё есть пара беременных.
А пока, ну, что пока? Пока вот сижу в своём кабинете, да доклады разбираю. Прошения. Петиции. Отчёты. Выходной же! Но, столичное хозяйство – весьма хлопотное хозяйство. Тем более в такое время. Много вопросов, и не все решаются на более низовом уровне. Не все вопросы решаются и на моём, нужно ехать к Матушке, а как я поеду сейчас?
– Барин! – прилетела взволнованная Анюта, – бырыня рожает!!!
Ну наконец-то. Я перекрестился на образа в углу кабинета. Пора идти к родильной зале. Сам приказал асептики не нарушать, а как кто родится – мне в двери показать, но не выносить.
От греха.
Подцепит младенец заразу какую, чего доброго. Ну, их. Приключения эти.
Но, рожает – это не минутный вопрос. Успею умыться-переодеться.
Спешу.
Собрались приближённые и нужные. Все смотрят на дверь родильной залы. Оттуда обычные в таких случаях звуки, стоны, всхлипы, команды акушеров.
Час мучительного ожидания.
Первые роды всегда непросты.
– Наконец-то. – Крещусь. – Спасибо Тебе, Господи! Спасибо.
Крик младенца не оставлял сомнений – Лина разрешилась. И, даст Бог, разрешилась благополучно.
Наконец, открывается дверь. Младенец в пелёнке на руках Блюментроста.
– Государь! Поздравляю! У вас родилась дочь. С роженицей всё хорошо. Ещё раз, примите поздравления от нас всех.
Киваю.
– Спасибо, доктор. За всё спасибо.
Дочь. Не сын. И как тебе такой поворот, Елизавета свет Петровна? Как я там тебе первенцы назвать обещал?
Глава 4
Наследие Наследника
* *
