Инженер Петра Великого – 8 - Виктор Гросов
Мое появление не вызвало суеты — оно заставило всех замереть. Мастера опустили глаза; в пляшущем свете огня их лица походили на грубо высеченные из камня маски. Андрей Нартов, мой гений, побледнел так, что сажа на щеках проступила траурными пятнами. Капитана де ла Серды не было, поэтому они остались без своей силовой опоры. Да, я уже думал такими категориями предательства.
Я медленно шел к ним, втаптывая в пепел остатки своего гнева. Впрочем, гнева уже не было — осталась выжигающая нутро пустота. Миновав Нартова, даже не удостоив его взглядом, я остановился прямо перед царевичем.
Единственный, кто не отвел глаз — Алексей. Он смотрел в упор.
— Я отдал приказ, Петр Алексеевич, — спокойным тоном заявил он.
Решил «атаковать» первым?
— Ты учил меня принимать решения, — продолжил он. — И я их принял. Учил брать ответственность — я ее взял. Одолел князя Троекурова умом, как ты и наставлял. Остановил саботаж на стройке выгодой, а не кнутом, как ты хотел. Я сделал все, что ты требовал. А ты… ты до сих пор видишь во мне мальчишку для воспитания. Куклу на веревочках, которую нужно держать подальше от настоящего дела.
Он говорил, а я молчал, потрясенный этой злостью.
— Ты знал, что отец поведет армию в ловушку! — в голосе Алексея зазвенела какая-то даже внутренняя обида. — Ты всегда все просчитываешь на десять ходов вперед! Однако ты не рискнул ему перечить, не посмел остановить его безумие! А теперь, когда отряд Орлова гибнет из-за твоей осторожности, ты боишься доверить мне настоящий, прорывной проект, который мог бы их спасти! Твоя осторожность губит верных людей, генерал!
Последние слова он почти выплюнул мне в лицо. Удар получился точным. Алексей обвинил меня, он вскрыл мой самый главный страх, глубокую рану: неспособность пойти против Петра, даже когда тот очевидно неправ. На мгновение захотелось просто развернуться и уйти. Признать поражение. Но я заставил себя поднять глаза и вернуть разговор в единственную плоскость, где все еще был хозяином, — в плоскость цифр и расчетов.
— Ты говоришь о спасении, — ответил я, вздохнув. — Так давай поговорим о твоем «спасательном» аппарате. Передо мной блестящая инженерная химера. Шедевр, которому место в кунсткамере, а не на поле боя.
Я обвел рукой парящую над нами махину.
— Вес, — я загнул палец. — Твоя «газовая броня» чудовищно тяжела. Подъемной силы водорода едва хватает, чтобы оторвать от земли саму конструкцию. Управляемость, — второй палец. — Отсутствует. Этот пузырь летит туда, куда дует ветер. Твой мотор способен подправить курс при полном штиле. Полезная нагрузка, — третий. — Нулевая. Чтобы эта штука подняла хотя бы одного пилота и пуд пороха, ее объем нужно увеличить втрое. На это уйдет месяц. Месяц, Алексей Петрович! А отряд Орлова вырежут раньше. Вы потратили драгоценное время, измеряемое жизнями, на создание прекрасной, но абсолютно бесполезной игрушки.
Не выдержав, в спор вмешался Нартов. Он вышел вперед с фанатичным огнем в глазах.
— Это не игрушка, Петр Алексеич! — с жаром воскликнул он. — Это прорыв! Концепция «газовой брони» работает, она защищает от возгорания! Вытянутая форма снижает сопротивление! Да, она тяжела, но это лишь первый шаг! Мы на пороге создания целого воздушного флота, а вы… видите лишь недостатки!
Он был гениален. И слеп. Одержимый красотой замысла, он не замечал его практической несостоятельности.
Я посмотрел на пылающего праведным гневом царевича и на горящего инженерной верой Нартова. Их непоколебимая уверенность была почти осязаема. Прямой приказ или запрет сейчас были бы бесполезны — только унизили и сломали бы их. Они должны были сами убедиться в своей правоте. Или в своей ошибке.
— Хорошо, — произнес я медленно, и они оба замерли. — У вас есть аппарат, который может летать. Но может ли он воевать? — я посмотрел прямо в глаза Нартову, который уже открыл было рот для новых выкладок. — Сможет ли он к завтрашнему полудню подняться в воздух, неся на себе хотя бы один заряд «Дыхания Дьявола», и совершить управляемый полет?
Нартов замер. Его мозг инженера мгновенно включился в расчеты: вес заряда, система сброса, смещение центра тяжести… Он-то понимал, что задача на грани невозможного. Но прежде чем он успел ответить, Алексей сделал шаг вперед и властно положил ему руку на плечо.
— Сможет, — твердо и отрывисто, глядя мне прямо в глаза, отрезал царевич. Он принял решение за них обоих. Решение политика, для которого необходимость действия важнее любых расчетов.
Я позволил себе кривую усмешку.
— Тогда слушайте мой приказ, — я обвел их тяжелым взглядом. — Завтра в полдень — финальные испытания. Если ваш… хм… «почтидирижабль» успешно выполнит управляемый полет с боевым грузом, я снимаю все обвинения в нарушении приказа. Я передаю проект под ваше полное, совместное руководство. Получите все ресурсы, в том числе мою помощь. Если же нет… — я сделал паузу, — проект будет немедленно закрыт. А вы оба, — мой взгляд переместился с Нартова на Алексея, — и все, кто участвовал в этом «заговоре», отправляетесь на строительство «Стального Хребета». Руководите работами там. До конца войны.
Я замолчал. А почему бы и нет? Сами напросились, заговорщики мелкие. И добавил, глядя на Нартова, все еще ошеломленного решением царевича:
— Время пошло. У вас одна ночь, чтобы сотворить чудо.
Развернувшись, я пошел прочь, не оглядываясь. За спиной стояла тишина. Я дал им шанс доказать свою правоту и повзрослеть.
Ясный и безветренный полдень следующего дня застал меня на вершине наблюдательной вышки. Официально моя позиция объяснялась соображениями безопасности — негоже генерал-майору находиться в зоне проведения испытаний и мешать испытателям. Неофициально — меня заставили стать беспристрастным зрителем. Наверное, в этом был смысл. Я решил не нагнетать. Пусть так. Это был их экзамен, и я не имел права на подсказки. Нутро скручивало от предчувствий, правда внешне я оставался бесстрастен, превратив лицо в непроницаемую маску.
Когда из огромных ворот ангара показалось их творение, я невольно подался вперед,
