Оракул с Уолл-стрит 9 - Алим Онербекович Тыналин
— Десять станций в семи городах. WJZ здесь, в Нью-Йорке, готова начать уже сегодня.
— Превосходно. Организуй встречу с их директором программ. Скажите, что у нас есть предложение о серии «образовательных передач».
— Какого характера?
— «Американская экономика в переломный момент». Эксперты объясняют простым людям, что происходит с их страной. — Я повернулся к окну. — И кто пытается ими манипулировать.
Через час мы ехали по Бродвею к зданию радиостанции WJZ.
Эдвард Клэп, директор программ WJZ, оказался нервным человеком лет сорока с вечно дергающимся левым глазом. Радиобизнес в 1931 году еще не приносил больших денег, и Клэп явно нуждался в дополнительном финансировании.
— Мистер Стерлинг, — сказал он, усаживая нас в своем тесном кабинете, — Мне рассказали о вашем предложении. Очень интересно, очень… эм, патриотично.
— Мистер Клэп, — ответил я, — радио — это будущее. Люди больше не хотят читать длинные статьи в газетах. Они хотят слышать живой голос, который объяснит им сложные вещи простым языком.
— Полностью согласен. Но понимаете, образовательные программы не очень популярны у наших слушателей. Они предпочитают музыку, развлечения…
— Именно поэтому мы готовы спонсировать передачи. — Я достал из портфеля чек. — Двадцать тысяч долларов за полгода еженедельных программ.
Глаз Клэпа перестал дергаться. Двадцать тысяч долларов для радиостанции — это годовой бюджет.
— Это очень щедро, мистер Стерлинг. А кто будет выступать экспертом?
— У нас есть несколько кандидатур. Губернатор Рузвельт согласился принять участие в первой передаче.
— Губернатор Рузвельт? — Клэп чуть не подавился кофе. — Франклин Д. Рузвельт?
— Именно он. Думаю, ваши слушатели будут заинтересованы услышать мнение одного из самых успешных губернаторов страны об экономических проблемах.
Клэп быстро считал в уме потенциальную аудиторию. Рузвельт на радио — это сенсация, которая привлечет тысячи новых слушателей.
— Когда мы можем начать?
— Завтра вечером, если возможно.
— Конечно возможно! — Клэп вскочил с кресла. — Я лично организую лучшую студию, подберу лучшее время в эфире!
Мы договорились созвониться позже. Я поехал в офис. Теперь осталось договориться с губернатором. Не думаю, что это сложно.
Но когда я позвонил Рузвельту после нашей встречи с Клэпом, и сказал про выступление, в трубке повисла долгая пауза.
— Билл, — наконец сказал губернатор, — я понимаю важность радио. Но выступление в прямом эфире… Это очень рискованно.
— В каком смысле рискованно?
— В политическом смысле. Если я скажу что-то не то, это мгновенно дойдет до тысяч слушателей. Нет никаких возможностей исправить или пояснить.
Я слышал в его голосе не страх, а осторожность опытного политика. Рузвельт был прав, радио в 1931 году было относительно новым средством массовой информации, и многие политики еще не научились им пользоваться.
— Франклин, — сказал я, — именно поэтому радио и эффективно. Люди услышат живой голос, а не отредактированный текст в газете. Они почувствуют искренность.
— А что, если они почувствуют неискренность?
— Тогда мы проиграем. — Я решил играть честно. — Но если мы вообще не попробуем, мы проиграем наверняка.
Еще одна пауза.
— Сколько времени у меня будет на подготовку?
— Два дня. Можете написать основные тезисы, но лучше говорить своими словами.
— Хорошо, Билл. Но с одним условием.
— Слушаю.
— Никаких прямых атак на Ритчи или других кандидатов. Только общие принципы, только экономические вопросы.
— Согласен.
— И еще одно. Если передача пройдет неудачно, больше никаких радиовыступлений.
— Договорились.
Вечером назначенного дня черный «паккард» губернатора подкатил к зданию радиостанции ровно в половине седьмого. Шофер вышел первым, затем помог Рузвельту выбраться из машины. Губернатор опирался на трость и слегка прихрамывал, но держался с достоинством человека, привыкшего не показывать слабости.
— Билл! — Он протянул мне руку. — Надеюсь, ваша радиостанция готова к губернатору-калеке?
Эта самоирония была типична для Рузвельта. Он никогда не жалел себя и не позволял другим жалеть его из-за полиомиелита.
— Мы готовы к будущему президенту, — ответил я, помогая ему подняться по ступенькам.
В студии Клэп суетился как наседка. Он лично проверил каждый микрофон, отрегулировал освещение и даже принес губернатору специальное кресло.
— Господин губернатор, — сказал он, вытирая пот со лба, — это большая честь для нашей станции. Огромная честь.
— Спасибо, мистер Клэп. — Рузвельт устроился в кресле и попробовал микрофон. — Проверка, проверка. Как слышно?
— Отлично! Прекрасно! — Клэп метался по студии. — Эфир через пять минут!
Я сел в углу, откуда мог видеть губернатора. Он выглядел спокойным, но я заметил, как он сжимает и разжимает кулаки, старая привычка, которая выдавала нервозность.
— Три минуты! — крикнул техник.
Рузвельт закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов. Когда он открыл глаза, я увидел в его взгляде ту же решимость, которая через год приведет его к победе на выборах.
— Одна минута!
Губернатор выпрямился в кресле и положил руки на стол перед микрофоном. В эти последние секунды он превратился из человека с физическими ограничениями в политического лидера.
— В эфире!
И тогда прозвучал тот голос, который скоро станет самым узнаваемым в Америке:
— Дорогие соотечественники, сегодня наша страна переживает трудные времена…
Все время передачи я сидел в студии WJZ, наблюдая за тем, как губернатор Рузвельт превращает радиоэфир в личную беседу с миллионами американцев.
— Дорогие соотечественники, — говорил Франклин в микрофон, — сегодня наша страна переживает трудные времена. Миллионы людей потеряли работу, тысячи семей лишились домов, сотни банков закрылись. И многие спрашивают, почему это произошло?
Его голос звучал тепло и убедительно. В нем не было снобизма политика или сухости экономиста. Простой человек, разговаривающий с простыми людьми.
— Я скажу вам правду, которую вы не услышите от других. Наши проблемы начались не вчера и не с краха на бирже. Они начались тогда, когда небольшая группа людей решила, что знает лучше всех, как должна развиваться Америка.
В студии стояла абсолютная тишина. Даже технические работники перестали шуршать бумагами.
— Эти люди контролируют банки, которые дают кредиты вашим предприятиям. Они контролируют компании, которые определяют цены на товары первой необходимости. И теперь они хотят контролировать выборы, чтобы решать за вас, кто будет вашим президентом.
Рузвельт сделал паузу, позволив словам дойти до слушателей.
— Но знаете что? Америка принадлежит не банкирам с Уолл-стрит. Америка принадлежит фермерам из Айовы, рабочим из Детройта, учителям из Огайо, владельцам небольших магазинов из тысячи
