Торговые войны Англии с Ганзейским союзом. Борьба на Балтике за рынки России и Речи Посполитой в Елизаветинскую эпоху - Хенрик Цинз

Более ранние исследования английской таможенной системы на рубеже XV–XVI вв. привели к аналогичным выводам: Рэмси указывал, что в собственных интересах таможенников было осуществлять строгий контроль и перехватывать контрабандные товары. Он также обратил внимание на обстоятельства, заключающиеся в том, что большое количество таможенников, проверяющих друг друга, явно затрудняло попытку торговцев дать взятку. И риск не всегда окупался. Принимая во внимание все эти факторы, Рэмси пришел к выводу, что «контрабандная торговля составляла не более ничтожной доли внешней торговли Англии».

В результате, казалось бы, существовало согласие в том, что в случае английской балтийской торговли контрабанда не была важным элементом и что портовые книги представляют собой достаточно надежный и по существу уникальный источник для исследований, подобных тем, которые мы проводим. Этот вывод следует прежде всего из анализа структуры балтийской торговли. Подавляющее большинство экспорта составляло ткань, которую, как мы уже говорили, не стоило провозить контрабандой из-за относительно низкой таможенной пошлины и большого риска утраты в случае обнаружения. Это также относится и к другим английским товарам, экспортируемым в Прибалтику, таким как шкуры, свинец или уголь, контрабанда которых была еще затруднительнее. Мошенничества, конечно, могли иметь место в случае с продуктами питания, но они составляли сравнительно небольшую долю английской балтийской торговли. Еще труднее было провозить контрабандой импортные товары из стран Балтии в Англию, поскольку они были громоздкими, тяжелыми и дешевыми, например смола, деготь, кругляк и другие виды древесины, корабельные канаты, железо, зерно, воск и поташ. В случае с зерном, о котором мы поговорим позже, мошенничество заключалось в том, что более дорогую пшеницу выдавали за рожь, таможенная пошлина на которую была вдвое ниже.

Наша главная трудность в использовании английских портовых книг состоит не в невозможности проверить масштабы контрабанды, а в трудности получения систематического взгляда на связанные с этим проблемы, поскольку не все книги сохранились. В сложившейся ситуации ряд проблем может быть изучен только в масштабе отдельных портов, для которых сохранились портовые книги, а не для Англии в целом, поскольку сохранившиеся в отдельные годы портовые книги не согласуются друг с другом, кроме того, за наш период отсутствуют полные данные об общем объеме английского экспорта и импорта. Со своей стороны, таможенные регистры Эльбинга, конечно, позволяют охватить все аспекты английской торговли, но только в той мере, в какой они затрагивали Эльбинг, который с 1580 г. был самым важным портом и перевалочным пунктом в балтийской торговле Англии, но торговая деятельность английских купцов не ограничивалась этим одним портом. Дополнительная трудность связана с тем, что различные годы, за которые имеются английские и эльбингские таможенные регистры, не совпадают, поэтому нет возможности сопоставить их данные. В этих условиях особое значение приобретают регистры пошлин в Зунде, дающие длинную и почти непрерывную последовательность торговой статистики по всему спектру балтийской торговли, особенно в случае балтийского экспорта Англии, в котором, как мы уже говорили, иностранные посредники играли относительно небольшую роль. Только с помощью регистров Зунда мы можем получить сравнительный обзор проблем и понять движение и эволюцию торговли за более длительный период.

В течение многих лет шла обширная дискуссия о ценности и важности последовательных томов регистров Зунда, выпущенных начиная с 1906 г. Ниной Эллингер Банг, од нако здесь нет смысла повторять аргументы. Подчеркивая огромную важность этого источника для исследования балтийской торговли, многие авторы также обращали внимание на различные трудности, возникающие при использовании этих регистров, в том числе трудности, вызванные способом их редактирования. После первых восторженных оценок публикации этого источника, особенно со стороны Д. Шефера в 1907 г., Г.В. Кернкампа в 1909 г., Э. Бааша и др., стали находить выражение все более критического мнения, сначала со стороны Э. Арупа в 1909 г., затем С. ван Бракеля в 1915 г. и с особой строгостью сформулированые Астрид Фриис в 1925 г. Самое обширное и подробное обсуждение ценности этих регистров было проведено А.Е. Кристенсеном в 1934 г., а на польской арене Л. Кочи вспоминал отголоски споров 1937 г.

Обвинения, выдвинутые против регистров платы за проход в Зунде, в целом носили двоякий характер и касались как ценности регистров как исторического источника, так и способа их редактирования. Что касается первого вопроса, то с момента выступления Эрика Арупа все больше и больше подчеркивалось, что регистры не дают полной картины коммерческого движения через Зунд, поскольку имела место контрабанда не просто товаров, но и целых кораблей, которые проскользнули мимо Кронборга в тумане или ночью, не будучи замеченными датскими таможенниками. Кроме того, было подтверждено, что по пути из Балтики на запад некоторые суда обходили Эресунн и использовали проход между Зееландом и островом Фюн, проходя через пролив, известный как Сторе-Бэлт (Большой Пояс). Конечно, все согласны, что этот трафик не был большим, однако имел существенное значение для общей торговли Балтийского моря. Датская писательница Астрид Фриис особенно яростно критиковала ценность регистров как исходного материала для истории балтийской торговли. Сравнивая данные английских портовых книг за 1-ю половину XVII в. с регистрами Зунда в том, что касается экспорта ткани, она обнаружила серьезные расхождения в ущерб регистрам Зунда, которые показывали меньшие количества ткани, чем их английские аналоги, из чего следовало, что датские таможенники, должно быть, пропустили большое количество не прошедших через таможню товаров. Выразив скептицизм относительно ценности регистров Зунда из-за элемента контрабанды, Астрид Фриис также поставила под сомнение способ и метод их представления в печатной форме.

При составлении таблиц редактор регистров допустил ошибку, в частности посчитав, что термин Hjemsted относится к порту приписки судна, а не к гражданству капитана судна. Ибо определить национальность капитана обычно по месту его жительства вернее, нежели порт приписки судна, ничего не говорящий нам о происхождении купца. Упрямо настаивая, несмотря на критику, на своей интерпретации Hjemsted как указания на порт приписки судна, Н.Э. Банг внесла значительную путаницу в интерпретацию регистров Зунда. Здесь следует пояснить, что эти регистры, как и большинство таможенных регистров, ограничивались указанием корабля. Тем не менее при отсутствии других данных допускается, что в большинстве случаев из приведенной детализации, то есть указания родного города капитана, можно сделать определенные выводы, и было бы естественно, чтобы между судовладельцем и купцами данного города, с одной стороны, и местными капитанами судов – с другой, существовали прочные связи. Эти местные жители