Вся история Петербурга. От потопа и варягов до Лахта-центра и гастробаров - Лев Яковлевич Лурье
Когда пятиэтажки проектировали, их срок службы оценивался в 20 лет. Считалось, что к тому моменту наступит процветание, и их без труда получится заменить чем-то более совершенным. В Великобритании, скажем, время эксплуатации послевоенных типовых домиков оценивали в 10 лет, а последние из них не снесены до сих пор. В Петербурге последние годы активно обсуждают планы реновации — замены советских панельных домов на новые, более высокие. Окупить затраты собираются за счет продаж дополнительной жилплощади. Такой подход вызывает протесты у горожан, которые справедливо полагают, что качество среды может ухудшиться в результате повышения этажности. Опыт многих городов мира показывает, что часто разумнее найти меры по улучшению качества старых панельных зданий, чем пытаться полностью их заменить.
Постановление о борьбе с излишествами вызывает диаметрально противоположные оценки. Часто оно кажется несправедливым и слишком категоричным. У авторов гостиницы «Ленинградская» в Москве отняли недавно присужденную Сталинскую премию, хотя они не могли предвидеть изменений партийной политики. Многим не нравится невероятная теснота «хрущевок», их плохая защищенность от холода и тепла, внешняя простота.
В то же время «Постановление об устранении излишеств» стало знаковым гуманистическим жестом советского руководства. Оно прямо говорило о том, что комфорт отдельного гражданина является важной государственной задачей. До того сама мысль, что личное может хотя бы сравниться по важности с общественным, была совершенно крамольной и наказуемой.
По-настоящему негативная сторона очередной смены линии партии в архитектуре заключалась в том, что она снова не оставляла никому свободы. Архитекторы следовали тому, что им предписывало руководство, и из поколения в поколение все больше утрачивали собственную творческую мотивацию.
Ленинградский интернациональный стиль. Невыносимая легкость бытия
Публицист и художественный критик Сьюзен Зонтаг называла стиль результатом самосознания эпохи. На бытовом уровне это выражается в том, что, глядя на то или другое здание или целую улицу, мы чувствуем, из какого времени они дошли до нас. По отношению к постройкам первых послевоенных десятилетий это верно вдвойне.
Окончание большого вооруженного конфликта, победа над злом подействовали на людей воодушевляюще. Мир мечтал о покорении космоса, невероятных научных открытиях, способных изменить жизнь к лучшему — словом, о светлом будущем.
В 1930-е годы, особенно ближе к их концу, во многих странах мира, не только в СССР, в моде была тяжеловесная, внушительная архитектура, пропитанная тоской по прошлому. В 1950-е годы она стала, наоборот, легкой, если не всегда буквально, то по меньшей мере визуально. В моду вошли железобетон и огромные остекления. Самые смелые из архитекторов начинали задумываться о строительстве только из металла и стекла и таким образом создавать еще более невесомые конструкции. Здания старались проектировать как можно более функциональными, чтобы, как тогда казалось, сделать их использование удобнее. То, что в 1920-е годы появилось как революционное новшество, теперь стало повсеместным.
Новый подход к архитектуре распространился так широко по миру, что теперь его стали называть еще и интернациональным стилем. Жилые дома, кинотеатры, аэропорты, магазины были похожи от города к городу, от государства к государству. В Ленинграде тем не менее даже интернациональный стиль оказался подвержен влиянию некоторого традиционализма.
Ленинград и вообще Советский Союз за время, прошедшее со времен расцвета авангарда, уступил лидирующие позиции в архитектуре. Очень сильно процветанию профессии помешала изоляция от окружающего мира, ставшая особенно заметной со второй половины 1940-х годов. Мастера не выбирали эстетику своих построек. Лучшие архитекторы часто «выпадали из обоймы», становясь жертвами очередных директив от начальства. В СССР не существовало частных мастерских, частных заказчиков и независимых художественных объединений. Все это вместе со временем нанесло большой ущерб профессии. (Илл. 25)
Тем не менее ленинградские архитекторы хотели не отставать от моды. Гостиница «Советская», спроектированная в 1960-е годы мастерской под руководством Евгения Левинсона, вторит одной из самых знаменитых построек того времени, штаб-квартире ООН в Нью-Йорке. Конечно, она не копирует оригинал буквально, но использует главное его визуальное решение — сочетание высокого вертикального корпуса с горизонтальным, как бы распластанным по земле. (Илл. 26)
Пожалуй, главный памятник позднего модернизма в Ленинграде — терминал аэропорта Пулково-1, спроектированный Александром Жуком, учеником Евгения Левинсона. В 1960-е годы многие аэровокзалы в мире строили похожими друг на друга. Это были, как правило, вытянутые простые здания в два или три этажа. Жук добавил к стандартному решению необычную деталь — пять стеклянных куполов, через которые залы освещались естественным светом. По словам самого архитектора, он хотел создать для пассажиров аэропорта такое же оптимистично-приподнятое настроение, которое сопровождало их на борту самолета. Снаружи купола-грибы создавали запоминающийся, ни на что не похожий силуэт, который бросался в глаза не только тем, кто подъезжал к Пулкову по земле, но и пассажирам, смотрящим в иллюминаторы приземляющихся лайнеров. Во время строительства нового терминала петербургского аэропорта в 2010-е годы по проекту Николаса Гримшоу здание Жука сохранили, однако оно все же пострадало. Снесли павильоны-спутники, из которых прибывающие пассажиры по подземным тоннелям проходили в основное здание, убрали подъездную эстакаду, ведущую ко второму этажу. К сожалению, сейчас снова завели разговор о том, чтобы снести вроде бы как уже и не нужное здание начала 1970-х годов. Очень многие здания аэровокзалов того времени, имеющие художественную ценность, но функционально устаревшие, сохраняют в качестве дополнительных терминалов, которые, к примеру, принимают рейсы только определенных направлений или авиакомпаний. Наверняка и для петербургского терминала Пулково можно найти похожее применение.
Возможно, наиболее органично образ легкой, светлой и ясной жизни будущего в 1960-е годы удалось создать в Курортном районе. После окончания войны и перемещения границы с Финляндией за Выборг он стал считаться главным зеленым пригородом Ленинграда. В таких декорациях сооружения из бетона и стекла выглядели более эффектно: они не становились частью каменных джунглей, а выигрывали от контраста с естественным ландшафтом, лесом и дюнами. Абстрактные скульптуры на Ласковом пляже в Солнечном, Музей-шалаш Ленина в Разливе, многочисленные санатории в прибрежной зоне от Сестрорецка до Зеленогорска дают возможность представить, насколько оптимистичными — пусть даже и полными заблуждений — были 1960-е годы в Ленинграде.
Вместе с тем даже в эпоху, нацеленную в будущее