Вся история Петербурга. От потопа и варягов до Лахта-центра и гастробаров - Лев Яковлевич Лурье

Иосиф Бродский, например, в стихотворении «Остановка в пустыне» написал:

Жаль только, что теперь издалека мы будем видеть не нормальный купол, а безобразно плоскую черту.

Еще более болезненно, чем сносы храмов, многие петербуржцы воспринимали новое высотное строительство.

В самом начале 1960-х годов архитектор Сергей Сперанский, по его собственному рассказу, увидел сон, в котором на Пироговской набережной, в месте, где от Невы отходит Большая Невка, стояло огромное здание, хрустальный дворец. Он его и спроектировал — на практике получилась 80-метровая гостиница в строгом симметричном стиле. Архитектор объяснял для себя такое решение тем, что после Кировского (нынешнего Троицкого) моста, особенно на правом берегу реки, ансамбль набережных фактически прерывался, и как раз тут стоило бы создать некий новый, притягивающий внимание акцент.

Градостроительный совет идею одобрил, но вот у многих других она вызвала разумные опасения. Николай Баранов, бывший главный архитектор Ленинграда и действующий заместитель председателя Госстроя СССР, считал, что здание представляет собой угрозу для сложившихся ансамблей центра города. Высоту гостиницы уменьшили больше чем в два раза — до 35 метров. Даже так она казалась несколько грубым вторжением в невские панорамы.

Главным публичным оппонентом строительства стал академик Дмитрий Лихачев. Он утверждал, что Ленинград — город, где горизонтали преобладают над вертикалями, и что такой структуры стоит придерживаться и впредь. Позже Лихачев ввел в обиход выражение «небесная линия». Академик подразумевал, что благодаря плоскому рельефу и широким пространствам в Петербурге всегда виден горизонт и именно эта черта города является особенно ценной и достойной сохранения.

В итоге проект Сперанского реализовали, но он положил начало общественной борьбе за сохранение облика исторического центра, в том числе «небесной линии» города, продолжающейся до сих пор. Некоторые сооружения стали считаться «градостроительными ошибками», которые нельзя повторять, а в идеале лучше бы и исправить. Гостиница на Пироговской набережной красиво стояла над водой, но, действительно, заметно выделялась на фоне исторических набережных, где дома были меньшего масштаба и стояли сплошной ровной линией. (Илл. 30)

В начале нового тысячелетия рядом с гостиницей, называвшейся теперь «Санкт-Петербург», построили два дома, которые выглядят уродливо без всяких оговорок, — «Монблан» и «Аврора». С учетом того, что они находятся на одной из самых эффектно расположенных набережных Невы, их появление кажется невероятно обидным.

В конце 2000-х и начале 2010-х годов слова Дмитрия Лихачева обрели новую силу, когда на Охтинском мысу компания «Газпром» собралась строить небоскреб высотой в 300 метров. В результате беспрецедентных протестов горожан строительство перенесли в район Лахты. Башню увеличили еще на 100 метров, таким образом превратив в самое высокое здание Европы. У строительства в Лахте тоже нашлись противники, считавшие недопустимым появление сооружения, которое было бы видно от самого Эрмитажа.

Когда «Лахта-центр» достроили, он и правда оказался заметен из старого города, но смотрится в городских панорамах скорее органично. Небоскреб воспринимается в большой степени нейтрально, как, скажем, телевизионная вышка, которая никогда не считалась особенно опасной для исторического облика города, несмотря на 326 метров, на которые поднимается над землей. У «Лахта-центра» множество недостатков, но едва ли они связаны непосредственно с высотой. (Илл. 31)

Куда более неуклюже выглядят менее высокие, но и менее умело построенные здания жилого комплекса «Финансист» на Васильевском острове, стоящий рядом с ним бизнес-центр «Биржа», комплекс «Серебряные зеркала» на Петроградской стороне, уже упомянутые постройки за гостиницей «Санкт-Петербург». Они, может, не так уж и велики, но слишком неказисты.

Может складываться впечатление, что центр города и хрестоматийные виды на него удалось сохранить настолько, насколько успешной оказалась борьба за «небесную линию» Ленинграда — Петербурга. На самом деле такой взгляд на вещи был бы слишком упрощенным. Действительно, виды Петербурга — очень важная его особенность, но далеко не единственная. Город складывается из множества параметров: ширины улиц, размера дворов, расстояния между зданиями, наличия или отсутствия в них витрин, устройства и качества отделки построек и так далее. Сакральное отношение к небесной линии напрасно отбрасывает все эти соображения в сторону как второстепенные или вовсе неважные. Если в городе приятно находиться и он радует глаз, то едва ли кому-то придет в голову сетовать на формальности вроде высоты или других измерений.

Дискуссия о небесной линии в некотором роде эстетская, она призывает к сохранению внешних качеств без оглядки на то, что за ними стоит и должно стоять. Между тем роль и ценность города в том, как он формирует общество, создает предпосылки для его гуманизации и развития. Именно с этих позиций, вероятно, и стоило бы оценивать новые петербургские сооружения в первую очередь. Вероятно, и по таким критериями «Лахта-центр» и гостиница «Санкт-Петербург» едва ли заслужили бы восторги, но тогда их критика могла бы подсказать, что можно сделать действительно лучше.

Вторая «оттепель» в СССР и в Ленинграде

К середине 1960-х годов хрущевские реформы потеряли свою притягательность для всех: рабочих и крестьян, интеллигенции, партийной элиты, «силовиков». Интеллигенция почувствовала раздражение из-за убожества эстетических предпочтений Никиты Сергеевича, его хамства по отношению к художникам и писателям. Даже на фоне тогдашней номенклатуры он выглядел удручающе плебейски. После 1956 года возобновились, хотя и в гораздо меньшем объеме, политические репрессии. Самым серьезным сроком были семь лет лагерей и пять лет ссылки. Посадить могли за распространение романа «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына, за написание листовок, за участие в студенческом кружке.

При Хрущеве удалось достигнуть роста промышленного производства, но в сельском хозяйстве дела не клеились. Производительность труда не росла, миграция сельского населения в города не останавливалась. Валюты на импорт продовольствия из-за границы не было. Повысили цены на мясо и молочные продукты, хлеб стали печь с использованием разного рода суррогатов. Большая часть съестных продуктов или отсутствовали в магазинах, или были в дефиците, за ними стояли очереди.

В 1963 году в Новочеркасске расстреляли демонстрацию рабочих, которым на фоне роста цен повысили нормы выработки и уменьшили зарплаты.

Хрущев резко сократил численность вооруженных сил. Многие офицеры, в том числе прошедшие Великую отечественную войну, оказались выкинуты из армии без жилья и пенсии. Снизились престиж и значение Комитета государственной безопасности, политической полиции СССР. Импульсивность Хрущева дважды, в 1961 и 1962 году, в момент сначала Берлинского, а потом Карибского кризиса чуть не привела к ядерной войне.

Номенклатуру пугали обещанные Хрущевым реформы, в том числе перевыборы партийных чиновников на относительно свободных внутрипартийных выборах. Многие боялись потерять позиции.

В конце концов Хрущева захотели сместить. Ему, с одной стороны, противостояла группа правительственных чиновников во главе с Алексеем