Вся история Петербурга. От потопа и варягов до Лахта-центра и гастробаров - Лев Яковлевич Лурье

Общее настроение пропаганды стало позитивистским и бодрым. Идеологический посыл того времени — фильмы «Волга-Волга» и «Веселые ребята», песни Дунаевского на слова Лебедева-Кумача вроде «Широка страна моя родная».

В Ленинграде события пошли по-другому. Только он дождался определенной нормализации после сталинской революции, как произошел террористический акт. 1 декабря 1934 года в левом крыле Смольного института, где располагался Ленинградский обком ВКП(б), мелкий партийный функционер Леонид Николаев застрелил руководителя областной партийной организации Сергея Кирова.

Существует несколько точек зрения на причины убийства Сергея Кирова. Одна из них заключается в том, что Кирова приказал убить сам Сталин для того, чтобы избавиться от конкурента и развязать Большой террор. Сталин же утверждал, что Кирова убили зиновьевцы, не простившие ему замены их любимого руководителя на посту главы Ленинграда.

Приехавшие в Ленинград для расследования убийства Сталин, секретарь ЦК коммунистической партии Николай Ежов и следователи Наркомата внутренних дел остановились на версии, предложенной вождем. Они довольно быстро выпытали у Николаева показания, что он действовал по заданию тайного центра зиновьевцев.

В результате те, кого Николаев назвал своими сообщниками, были расстреляны. Никто из них не признал вину на процессе. Остальных бывших участников зиновьевской оппозиции, то есть большинство членов партии, вступивших в нее до 1925 года и живших в Ленинграде, репрессировали. В 1935 году 325 человек выслали из Ленинграда, 843 — арестовали. Арестовали, а позднее расстреляли Григория Зиновьева и Льва Каменева.

Самым страшным последствием стал так называемый «кировский поток». В закрытом письме ЦК было сказано:

«…Ленинград является единственным в своем роде городом, где больше всего осталось бывших царских чиновников и их челяди, бывших жандармов и полицейских, что эти господа, расползаясь во все стороны, разлагают и портят наши аппараты».

Только за 1935 год к различным срокам заключения приговорили 25 тысяч жителей Ленинграда. Выселили в другие места 40 тысяч человек. Отправляли этих людей, как правило «лишенцев», то есть людей немолодых, занимавших насколько-то заметное положение в дореволюционной России, куда-нибудь за Волгу или в Северный Казахстан, где для них не было ни работы, ни средств к существованию. В 1937 большую часть тех из высланных, кто сумел выжить в течение нескольких лет, расстреляли.

Из пограничной полосы с Финляндией и Эстонией чекисты выслали 22 тысячи человек — они якобы представляли потенциальную опасность как шпионы. Именно об этом времени Анна Ахматова писала во вступлении к поэме «Реквием»:

И ненужным привеском болтался

Возле тюрем своих Ленинград.

В 1935 году в городе было репрессировано больше людей, чем во время Большого террора. Это имело огромное значение и для городской культуры. Многие расстрелянные и высланные были людьми старой школы, знавшими французский язык, имевшими ценные книги в библиотеках — словом, хранившими историческую память.

С их исчезновением она стала еще быстрее рассеиваться.

Любовь ленинградцев к Петербургу

После революции восхищение архитектурой Петербурга, ставшее в свое время модным благодаря кружку «Мир искусства», приобрело новый смысл. С одной стороны, времена, когда строился этот роскошный город, окончательно ушли в прошлое, а недосягаемое всегда больше притягивает. С другой — любовь к особнякам и доходным домам была, по сути, любовью к пусть и не существующей, но все же совершенно отличной от современной реальности, то есть способом внутреннего сопротивления тоталитарному политическому режиму.

Не только в бывшей столице, но и по всей России в годы НЭПа возникло краеведческое движение. Занятия историей своего уезда или города не носили прямо политического характера, но позволяли уйти из настоящего в прошлое. Особенно это привлекало тех, кого называли «бывшими» — людей, социально реализовавшихся до революции: помещиков, земских деятелей, сельских учителей.

Главным ленинградским краеведом стал Николай Анциферов, автор книг «Петербург Достоевского» и «Душа Петербурга». Анциферов представлял город не как физическую среду, а как наслоения историй и литературных текстов, которые словно живут среди зданий. Именно Николай Анциферов в значительной степени изобрел одно из самых популярных сегодня петербургских культурных развлечений — экскурсии. Он придумал, как, стоя на колоннаде Исаакиевского собора или прогуливаясь вокруг Петропавловской крепости, красочно и убедительно рассказывать о событиях тех времен, когда Петр I основал Санкт-Петербург. Анциферов же первый попытался расшифровать все дома, где жили герои романа «Преступление и наказание».

Краеведение не было исключительно общественным движением. Существовало Центральное бюро краеведения в Москве, его региональные отделения в других городах. Краеведы время от времени собирались на конференции.

В 1930 году в ходе сталинской революции Наркомат просвещения РСФСР (Наркомпрос) выпустил циркуляр о краеведческой работе, в котором было сказано:

«Отсутствует идеологическое руководство деятельностью краеведческих обществ и учреждений, в результате чего последние выпускают идеологически невыдержанную литературу, и организуемые экспедиции не всегда занимаются изучением актуальных вопросов социалистического строительства».

Репрессии против краеведов были тесно связаны с реформой Академии наук и тоже направлены против старой интеллигенции. Советское руководство чувствовало, что архитектура имперского Петербурга в космосе социалистического Ленинграда является вызывающе антисоветским явлением. Ее красота, разнообразие, множество культовых сооружений и дворцов напоминали о былом благополучии. Другое дело, что избавиться от всего этого не было никакой возможности: даже в конце 1930-х годов дореволюционные дома составляли около 80 % всего жилого фонда города.

Аресты краеведов проходили в 1930–1931 годах. Их обвиняли в том, что они якобы стояли во главе некой «контрреволюционной организации краеведов», ставящей своей целью свержение существующего строя и восстановление монархии. Анциферова арестовали еще раньше, в 1929 году, по делу философско-религиозного кружка «Воскресение». В 1930 ему прибавили срок за краеведческую деятельность.

С этого момента официальное советское краеведение стало строиться на идее противопоставления отвратительного прошлого, прекрасного настоящего и блистательного сияющего коммунистического будущего в каждой отдельной местности.

Преследование краеведов не уничтожило их идеи. Книги Анциферова читали, переписывали и передавали из рук в руки, но они стали мало кому доступным тайным знанием. Чем тяжелее были невзгоды, выпавшие на долю города, тем более сакральным становилось почитание его архитектуры и истории, тем большая ценность в нем виделась.

Вот как вспоминал свое детство в сталинском Ленинграде поэт Иосиф Бродский:

«Жил-был когда-то мальчик. Он жил в самой несправедливой стране на свете. Ею правили существа, которых по всем человеческим меркам следовало признать выродками. Чего, однако, не произошло.

И был город. Самый красивый город на свете. С огромной серой рекой,