Вся история Петербурга. От потопа и варягов до Лахта-центра и гастробаров - Лев Яковлевич Лурье

который должен был бы стоять на месте храма Христа Спасителя, свои эскизы представляли архитекторы со всего мира, включая лучших мастеров СССР. Победа Бориса Иофана, предложившего соорудить главное здание страны в виде гигантской Вавилонской башни, обильно украшенной колоннадами и пилонами, определила пути развития советского зодчества на два десятилетия вперед. Дворец Советов совершенно не напоминал классическую архитектуру Италии. По замыслу это здание должно было конкурировать с только достроенным в Нью-Йорке Empire State Building высотой в 443 метра, если считать вместе с антенной. Дворец Советов высотой больше 400 метров должна была венчать 100-метровая статуя Владимира Ленина. Внешний вид Дворца Советов отчасти был вдохновлен именно образами американских высоток, в которых декоративные элементы приспосабливались к необычному размеру построек и выполнялись несколько механистично, в духе индустриального века. Отличие заключается в том, что на Манхеттене небоскребов было много, а Дворец Советов в Москве должен был стать единственной в своем роде доминантой. Лапидарность пилонов не построенной башни имеет что-то общее с архитектурой городов древнего Междуречья, незадолго до того открытых археологами. (Илл. 12, 13)

В Ленинграде на рубеже 1920-х и 1930-х годов архитектурный стиль трансформировался постепенно. Началось с того, что здания современных форм и из современных материалов стали делать менее аскетичными, добавлять им живописности и эффектности. Евгений Левинсон развернул дом работников Ленсовета полукругом к набережной реки Карповки. В бетонной постройке появился оттенок буржуазности. Дом на Карповке украшен бетонными оградами и перилами, окнами разных размеров. Автор отказался от идеи тотального аскетизма, но все же не заимствовал решения буквально из предыдущих столетий. (Илл. 14)

Очень характерный пример того, как конструктивизм постепенно трансформировался в новый сталинский стиль, — Дом работников Свирьстроя, построенный по проекту Игоря Явейна вдоль Малого проспекта Петроградской стороны между Ординарной улицей и улицей Плуталова. Изначально автор спроектировал привычное конструктивистское здание — большой жилой дом, выходящий корпусами на несколько улиц. Его фасады отступали от красной линии, чтобы оставить пространство для зелени. На крыше предусмотрели террасы для приема солнечных ванн — очень типичный элемент архитектуры того времени. Ультрафиолет считался спасением от многих болезней, в том числе туберкулеза. Из-за того, что вкусы власти переменились, реализовать проект в изначально предложенном конструктивистском духе Явейну не дали. Тогда он предложил компромиссный вариант: украсить дом не привычными колоннами, а менее помпезно и традиционно. В здании появились орнаментальные бетонные балконы и цветная фактурная штукатурка. Такой современный декоративный стиль иногда называют ар деко или постконструктивизм. (Илл. 17)

Один из самых заметных архитекторов конца 1920-х и 1930-х годов в Ленинграде — Ной Троцкий, автор здания Московско-Нарвского (позже — Кировского) райсовета, «Большого дома» и Дворца советов на Московской площади. Башня здания райсовета на площади Кирова украшена только бетонными балконами, лентами окон и изображением серпа и молота. Этого достаточно, чтобы здание выглядело несколько торжественно и драматично. Его высокая часть немного напоминает колокольни соборов. (Илл. 15, 16)

«Большой дом», здание, построенное для Народного комиссариата внутренних дел на Литейном проспекте в самом начале 1930-х годов, тоже формально пользуется только современными средствами выразительности. И все же вертикальные выступы на лицевом фасаде, напоминающие издалека колонны, и симметричное относительно центрального входа расположение корпусов создают впечатление очень массивной архаичной постройки.

Дом Советов на Московском проспекте украшен подобием традиционного ряда полуколонн и пилястр. Однако у них нет ни капителей, ни венчающих их украшений, ни оснований. Что-то подобное, к слову, встречалось в Петербурге и раньше, например в здании Германского посольства работы Петера Беренса, построенного в начале 1910-х годов. Предельная простота и внушительный масштаб делали советское здание более суровым, чем любые образцы имперской архитектуры.

То, что принято обобщенно называть сталинским ампиром, в предвоенное время почти всегда представляет собой синтез современных и классических подходов к архитектуре.

Только в конце 1940-х — начале 1950-х годов сформировался этакий праздничный тоталитарный стиль, который подражал, в чем-то буквально, классической архитектуре. Здания на Комсомольской площади в Кировском районе, спроектированные архитектором Валентином Каменским в 1950-е годы, — это что-то среднее между итальянским палаццо эпохи Возрождения, ансамблями Карла Росси и средним петербургским доходным домом.

Лучше всего эволюция эстетики города за период между 1920-ми годами и началом 1950-х видна на примере Троицкой площади на Петроградской стороне. Рядом с лаконичным конструктивистским Домом политкаторжан стоит бывшее здание Ленпроекта, которое за нарочитую пышность часто называют «парад колонн». (Илл. 18, 19)

Многие ленинградские архитекторы умудрялись органично адаптироваться к смене партийной стилистики. Александр Никольский спроектировал в Ленинграде и лаконичные «Круглые бани» в районе площади Мужества, и классический стадион на Крестовском острове. Евгений Левинсон успел построить и здания в стиле конструктивизма, и роскошную станцию метро «Автово» со стеклянными колоннами, и даже заняться в 1950-е годы проектированием типовых пятиэтажных жилых домов. Больше того: несмотря на это, он сумел сохранить узнаваемость авторского почерка. Его здания можно отличить от других по благородной скромности; они никогда не подражают буквально старой архитектуре Петербурга, но всегда ощущаются его органичной частью. «На Дворцовой площади здания Растрелли, Захарова, Росси, Брюллова органически уживаются не из-за стилистической общности… <…> Архитектурная традиция Ленинграда — в преемственном понимании духа города, его характера, пейзажа, соответственности задания, в благородстве форм, в масштабности, модульности рядом стоящих сооружений», — писал Евгений Левинсон.

Убийство Кирова

Репрессии и трудная жизнь со многими лишениями стали характерной чертой сталинского правления. Тем не менее и в то очень тяжелое время случались короткие периоды «оттепели».

В 1933 году, по мнению ряда исследователей, начался сталинский «неонэп». Деревня кое-как приспособилась к коллективизации, прекратился голод. Начали выпускать продукцию новые, преимущественно оборонные предприятия. Отменили карточную систему — сначала на хлеб, а потом и на другие товары. Конечно, это не означало ликвидации дефицита. Вместо карточек появились длинные очереди к прилавкам.

Для понимания ситуации чрезвычайно важны два тезиса, произнесенные Сталиным в эти годы: «Кадры в период реконструкции решают все» и «Жить стало лучше, жить стало веселей». Первая подразумевала, что стал возникать советский средний класс. Выпускники рабфаков, ставшие инженерами, чекисты, преподаватели вузов да вообще все люди с высшим и даже средним специальным образованием снабжались во всех смыслах лучше, чем люди физического труда, за исключением так называемых стахановцев — чудо-рабочих, перевыполняющих планы на десятки и сотни процентов. Возникла система специальных распределителей для особенно ценных сотрудников, где без всякой очереди можно было купить товары, не поступавшие в массовую продажу. Магазины заполнялись деликатесами, которые могли купить только обладатели достаточно высоких зарплат. Для фаворитов государства строились отдельные квартиры, даже с комнатами для прислуги. Общественный договор между элитой и