Вся история Петербурга. От потопа и варягов до Лахта-центра и гастробаров - Лев Яковлевич Лурье

Каждый год, обычно весной, «извозчик» привозил в Петербург из родной деревни «мальчиков» — грамотных отроков 12–14 лет для обучения ремесленным и торговым специальностям. В городе земляки — трактировладельцы, лавочники, хозяева мастерских и огородов — оставляли ему заявки на работников. Каждого «мальчика» отправляли к нанимателю.

Разница между деревенской и городской культурой — огромная. В деревне все маркированы: соседи, родственники, прихожане одного храма, посетители одной ярмарки вместе ходили «в ночное», учились в одной-единственной школе. Петербуржец анонимен. Как писал Алексей Ремизов, «человек человеку бревно». Почти все прохожие в мегаполисе — случайные и не вызывают никакого интереса.

«Мальчика» на годы отдавали на обучение к хозяинуодносельчанину. Случались, конечно, неприятные исключения, но в целом это был почти что родственник, который зря ребенка обижать не будет. Мальчик жил в хозяйской семье где-нибудь около кухни, питался за хозяйский счет, выполнял все поручения, сидел с детьми, бегал в лавку и постепенно приучался к делу. Мыл посуду, если хозяин трактирщик, помогал носить товар лавочнику. Несколько лет сначала вприглядку учился мастерству. Все это время он не видел родителей, близких, жил в чужом ему городе и писал письма «на деревню дедушке». Денег мальчику не давали, разве что гривенник на Рождество или Пасху. Если ученик оказывался тупым, болезненным или вороватым, его безжалостно отправляли обратно в деревню с тем же извозчиком. Это — приговор. Таких в деревне называли «питерская браковка», симпатичные девушки за них замуж не выходили. Но, как правило, эта долгая инициация заканчивалась тем, что хозяин покупал «мальчику» пиджак, косоворотку, брюки, сапоги, давал впервые за несколько лет живые деньги. «Мальчик» покупал подарки: кофточку маме, платки и тульские пряники сестрам. Вместе с другими земляками, получившими отпуск для помощи семье в сборе урожая, после долгого перерыва возвращался в деревню.

После этого «мальчик» становился приказчиком, половым, огородником, плотником и тому подобное. Работы были тяжелые, на износ. Количество часов никак не регламентировалось. Лавки открывались в шесть утра и закрывались к полуночи. Чуть меньше времени занимала работа в трактирах. Строители заняты весь сезон с мая по сентябрь в течение светового дня — а в Петербурге, между прочим, белые ночи. Платили в малом бизнесе совсем немного: примерно в два раза меньше, чем на заводах. Приходилось быть ушлым, уметь привлечь покупательницу в лавку у Гостиного двора, продать ей брюссельские кружева или морозовские ситцы и так понравиться этой даме, чтобы она и впредь шла именно к тебе и не обращала внимания на то, что ее слегка обмеривают.

Для половых чаевые и вовсе служили основным заработком. Без постоянных клиентов, купцов, которые хотят, чтобы их обслуживал какой-то конкретный Андрюша, доходы были жалкими. Все это время рядовой ремесленник или торговый служащий жил на общей квартире, снятой хозяином, который продолжал его кормить. Обычно лет через 10–15 ярославец или костромич принимал решение: довольно, изработался. Большая часть жалования все это время шла в деревню на содержание семьи. Крестьяне возвращались в родные деревни, покрывали стены обоями, крыши — кровельным железом. Покупали керосиновые лампы, чуть позже — швейные машинки Зингера и даже книжки.

Другое дело, что, как якобы сказал Наполеон, плох тот солдат, в ранце которого нет фельдмаршальского жезла. Наниматель в прошлом — такой же «мальчик», как ты. И многим хотелось подняться до его статуса. Все земляки, все друг друга знают. Ушлый, имеющий массу постоянных клиентов половой, умеющий «втюхать» любой товар богатой барыне приказчик становились известны не только непосредственному нанимателю, но и дружеско-соседскому кругу. Такие выдающиеся, удачливые мигранты из половых становились буфетчиками, из приказчиков — старшими приказчиками; со временем им начинали платить неплохое жалование, они выписывали из деревни жен и детей, снимали отдельные комнаты и начинали жить самостоятельной жизнью. В конце концов земляки часто решали кредитовать такого человека, чтобы он начал собственное дело. Бывало и такое, что за него выдавали дочку и давали трактир в приданое.

«Питерщики», эти полукрестьяне-полугорожане, постепенно становились основной частью населения столицы.

Среди промышленных рабочих ситуация складывалась другая. Так как неквалифицированная рабочая сила в России стоила очень дешево, петербургские заводы по численности работников превосходили европейские. На огромных предприятиях не было места землячеству. Конечно, «новобранец» из деревни устраивался на Путиловский завод или к Нобелю по рекомендации односельчанина, но на этом связь с домом заканчивалась. Рабочие начинали ощущать себя именно что пролетариатом. Каждый из них в Петербурге все меньше становился связан с деревней и все больше начинал ее презирать. Об инженерной или управленческой должности рабочий не мог и мечтать — для этого нужно было высшее образование. Шансов преуспеть, взлететь на социальном лифте в отличие от человека из малого бизнеса у него не было. В деревню он возвращаться не хотел. Единственной возможностью самоактуализации для харизматика-пролетария оказалась ненависть к начальству и власти.

В 1870-е годы на заводах начались первые стачки и столкновения рабочих с администрацией. Самые зоркие из молодых революционеров видели, насколько проще воспринимаются их тираноборческие идеи в пролетарской среде, чем у деревенских крестьян или сотрудников предприятий малого бизнеса. В конце концов стало очевидно, что именно рабочие могут стать главным инструментом политической борьбы.

Накануне революции «питерщиков» было в городе в два раза больше, чем пролетариев. Никакого участия в восстаниях они не принимали, а когда привычный уклад рухнул, просто разъехались по родным краям.

Интеллигенция в конце XIX века

Реформы Александра II привели еще и к тому, что резко возросла ценность образования. Страна нуждалась в просвещенных чиновниках, офицерах, врачах, инженерах, юристах. Стало больше и средних, и высших учебных заведений.

Систему среднего образования в Россию импортировали из Германии. В ней существовало два главных типа средней школы — классическая гимназия и реальное училище. Кроме того, были кадетские корпуса, школы с военным уклоном.

Во времена Александра II абитуриенты приезжали в Петербург, чтобы поступать в Александровский лицей, Училище правоведения, Лесной и Технологический институты, Горный институт, Институт путей сообщения, Институт гражданских инженеров, Историко-филологический институт, в университет и в Высшее художественное училище (Академию художеств). Те девушки, которые хотели стать курсистками, выбирали между Высшими женскими курсами, Женским медицинским институтом (открыт в 1895–1896 годах) и Женскими педагогическими курсами. Получающих высшее образование в Петербурге становилось с каждым годом все больше. В 1890