Краснофлотцы - Артем Владимирович Драбкин
У меня было теплое белье, ватные брюки, фуфайка, радиостанция весом в 16 килограммов, автомат, гранаты. И вот со всем этим «добром» я поплыл. Меня все тянуло на дно. Но на мое счастье попался такой огромный валун. Волна сходила, и его верхушку видно было. Он такой скользкий был. Я на него залез и стал держаться за него. Немножко отдохнул. Чуть-чуть. Потом доплыл до кромки льда. А все население выбежало на берег и как в театре стало смотреть на нас, как на какую-то сцену: наблюдало, как русские берут их остров, как они, значит, на их остров высаживаются. Такое это было позорище! Я доплыл, руки бросил на лед, а сил забраться на него не было уже. Я держусь руками за лед, а ноги у меня уже под лед забросились. Жду, что я немножко пережду и силенок наберу, чтобы опрокинуться и на лед выползти. Вдруг подбегает какой-то эстонец, меня за шкирку, завоевателя, берет и вытаскивает на лед. Потом он достает из кармана бутылку самогонки и показывает мне: мол, пей. А мороз ведь был! Меня буквально схватывало. Я, наверное, глотнул стакан горячего крепкого самогона, на него на одного, на этого эстонца, навесил свой автомат, на второго — радиостанцию, и они поволокли меня в деревню. В дом привели меня. Показывают, что, мол, раздевайся. Я разделся. Они мне толстый такой суконный материал принесли. Я оделся. Они показывают, мол, залезай на печку. Я залез на печку, там же радиостанция лежит и автомат лежит. Прибегает адъютант: «Надо дать радиограмму о том, что остров взят». Я отстучал радиограмму, залез на печку и уснул. А наутро прибыли уже корабли, и, значит, десант уже забрали, а вместо него привезли гарнизон. Но тут оказалось, что они в спешке забыли, что надо же какую-то связь с островом иметь. И поступила команда, чтобы мне остаться на острове, чтобы поддерживать связь. А так, что можно сказать о жизни на этом острове? Там самые бедные на острове этом жили. Вообще там так было. Во-первых, это не эстонцы были, а шведы. Вернее, это была смесь эстонцев со шведами. Они говорили на какой-то смеси языков, которую коренные эстонцы не понимали, а они, значит, их не понимали. Самые настоящие коренные шведы это были, потому что они после войны уехали в Швецию. Что интересно: у них было принято там так, что мужики ничего не делают. Мужик летом рыбак, а зимою охотник за тюленями. А на женщине лежала уборка, скот, содержание дома и так далее и тому подобное. И у них в среднем там у каждого человека было по три-четыре коровы, у каждого по три-четыре лошади. Жили вот так, в общем. Нас там в одном месте поместили, сказали, что будете в этом доме жить. А там две женщины, две сестры незамужние жили. Мы что-то свое хотели, а они своей жизнью жили… Они нас кормили на убой. Угри эти копченые там вообще были обыденностью. Копченое мясо такое все висело на чердаках. Там мы отъелись, как говорят. И там был один одиночка-старичок, бобыль, который гнал самогонку для всех, для всего острова. Бывало, привозишь два или три мешка зерна, один мешок он, считай, забирает себе как заработок, а из двух он гонит самогонку. Вот мы ходили туда к нему пробы снимать (смеется). А так, пока я находился на этом острове, помню, мы все были на маяке и проводили наблюдение, и как только там дымило что-то, то об этом сразу же сообщали. Потом уже, в конце мая месяца, у меня все батареи иссякли, моя радиостанция вышла из строя, и я выбыл. Помню, впоследствии к нам на остров стали на самолетах У-2 сбрасывать продукты питания. В мешках их тогда нам сбрасывали. Иногда на крышу их забрасывало: так, бывало, крышу проламывало и люди разбегались.
Вы упомянули операцию в Стрельне. Не могли бы Вы подробнее о ней рассказать?
А там, значит, так было. Вдруг поступили агентурные данные о том, что немцы готовят плавсредства для десанта в ленинградский порт. А порт же был рядом со Стрельной. Тогда же было принято решение, что надо или сделать десант и уничтожить эти плавсредства, или же артиллерийским огнем их накрыть. Но для того чтобы накрыть артиллерийским их огнем, надо было знать, где они, эти плавсредства, находятся. Надо было знать, где они могут быть. Стрельна же большая была. Ну и после этого было принято решение выбросить туда разведку. Ну, нас и выбросили туда в качестве разведчиков. Но выбросили нас южнее километров за 30. И вот мы оттуда уже шли в сторону Стрельны. По дороге как раз обнаружили батальон, дали точные данные, как раз в пределах стрельбы дальности кораблей береговой артиллерии. Потом, помню, как-то мы идем дальше. Летняя ночь. Кустарник. Я отрываю, вернее, раздвигаю кустарник: там пленка натянута. Я сделал два-три шага в сторону: стали видны аллейки, ровненькие аллейки такие, палатки натянутые, и эти аллейки были посыпаны битым кирпичом. Там отряд какой-то немцев располагался. Мы обошли кругом отряда. У них там внутри была идеальная чистота. А на окраинах за этим забором самым все было засрано. У них туалета не было, и они, значит, ходили просто в лесок. Я вляпался в это говно, разозлился, чуть не выматерился. И вдруг выходит немец. Я лежу, кругом вонь. Он не дошел, наверное, метра три, сел, сделал свое дело и ушел. А у нас карта была: 250 метров в масштабе, в сантиметрах. Мы строго нанесли этот отряд на карту, отошли, дали радиограмму. Затем целый день засекали режим этой части. В 5 часов у них был подъем. Затем построение. Потом они, значит, уходили куда-то строем. И часов в 6 вечера возвращались.
