Вне закона. Мемуары - Сажи Зайндиновна Умалатова
Не буду больше о подробностях - это очень тяжело.
Тем временем пронеслась информация: все собираются в зале заседаний. По зданию уже велся прицельный огонь, снаряды попадали точно, дрожали стены, с потолка сыпалась штукатурка. Было впечатление, что здание вот-вот разрушится и мы останемся под ним навечно. Любой момент мог оказаться для нас последним в жизни.
Было темно, свет во всем здании вновь был отключен, в зале заседания в президиуме горели свечи. Шел мощный обстрел. Здание дрожало. Казалось, оно вот-вот погребет под обломками свидетелей этого преступления, чтобы позволить новой армии лжеисториков начать писать историю России заново, с кровавых страниц.
Перед моими глазами время от времени вставал образ дочери - веселой, счастливой, с необычными, присущими только ей манерами. Каждый раз я трясла головой и старалась прогнать от себя это видение - мысли о ней в такой не подходящий для сантиментов момент могли сделать меня слабой. Но дочь, радостная, смеющаяся, появлялась снова и снова. «Боже мой, - подумала я, - что же с ней будет, если я не выйду отсюда? Какую я судьбу ей уготовила?»
Я представляла, как мою дочь будут высмеивать, издеваться над ней, говорить обо мне гадости. Это было ужасно. Я пыталась гнать от себя эти мысли, но мне не удавалось.
Когда уже казалось, что мы будем похоронены в этом здании, кто-то в зале выкрикнул:
- Надо вывести женщин и детей!
Рядом со мной по левую руку сидел священник. Услышав эти слова, он встал и тревожным голосом спросил:
- Женщин и детей выведут, а нас, мужчин, расстреляют?
- Успокойтесь, святой отец, - поднявшись с места и, положив ему руку на плечо, громко сказала я. - Даже если все женщины выйдут, я одна здесь останусь! Вы без женщин не умрете! Это я вам обещаю!
И под давлением моей руки он сел и успокоился. Я боялась, что слова священнослужителя могут посеять панику в зале. В задумчивости сидел в президиуме Хасбулатов, председатель этого самого расстреливаемого Верховного Совета. Видимо, он был убежден, что живыми мы отсюда не выйдем. Поэтому произнес речь, больше похожую на предсмертную:
- Дорогие товарищи, я прошу меня простить, прошу всех извинить меня, кого я когда-либо вольно или невольно обидел. Уверяю вас, я это делал неумышленно.
Он встал и направился к выходу из зала. Увидев меня, остановился:
- А ты-то что здесь делаешь?
- То же, что и ты, - ответила я.
Человек, который собирался посадить меня в тюрьму, прильнул ко мне, мы обнялись, и он, не поднимая головы, ушел.
Стрельба не прекращалась. Я примирилась с мыслью, что останусь под руинами. Наверное, и другие так же думали. Но не было ни паники, ни шума. Один раз Ирина Виноградова и Светлана Горячева сказали, что надо выходить, потому что нет смысла тут находиться. Но предложение повисло в воздухе. Куда выходить?
Я почувствовала, что кто-то меня толкает в спину. Сказать честно, я не сразу это поняла, так как застывшее от холода и голода тело, оказывается, теряет чувствительность. Я оглянулась и увидела необыкновенно красивую женщину лет тридцати. У нее были длинные белые волосы и глянцевая белая кожа, а при свечах, в полумраке, она выглядела как ангел. Я никогда не забуду ни одного из сказанных ею слов, они потрясли меня своей искренностью, мужеством и проникновенностью. Но я не знаю ни имени ее, ни фамилии. В моей памяти она осталась именно ангелом, достойным примером для подражания:
- Сажи! У меня здесь находятся муж, мой родной брат, брат моего мужа. Я не знаю, что с ними: как с утра ушли, так я их еще не видела. У меня дома остался одиннадцатимесячный сын со свекровью.
По ее лицу ручьем текли слезы. Обилие их было сопоставимо с неизбывной болью за расстрелянную и поруганную страну. Она говорила очень спокойно, но при этом ее сердечная боль передавалась так сильно, что мороз бежал по коже. Она держала меня за плечо. И в такой страшной обстановке, когда, кажется, она должна была думать о себе, просить помощи в поисках ее мужа и брата или отправиться к своему ребенку, эта мужественная женщина неожиданно попросила, чтобы спасалась я:
- Я прошу тебя, пожалуйста, спасайся! Бери белую тряпку, все что угодно, и выходи! Это не стыдно. Это не капитуляция! Они не посмеют тебя тронуть! Иначе всех честных здесь убьют, и некому будет народ за собой повести!
- Это невозможно! - тихо ответила я ей.
Невозможно было представить, как бы я могла взять белую тряпку и выйти. Это было немыслимо. С тех пор всегда после очередных провокаций, давления на меня, когда мне казалось, что нет больше смысла оставаться в политике, когда я задыхалась от несправедливости и подлости, я вспоминала эту красивую мужественную женщину.
Черная страница жизни России выявила в ней и в сотнях других людей лучшие качества настоящих личностей. Истинных патриотов. В тот трагический момент она думала о судьбе России, о народе. Она пыталась защитить Конституцию под прицельным огнем с земли и с воздуха.
В окружении депутатов в зал вошел военный и выступил перед нами.
- Моя фамилия Сергеев. Я представитель группы «Альфа». Мы отказались принимать участие в вашем расстреле. Нам дана команда, чтобы ни один из вас не вышел отсюда живым. Но мы считаем своим долгом спасти вас, хотя есть такие силы, над которыми мы не властны. Они будут убивать, так как не подконтрольны никому. Мы не знаем, откуда они взялись.
После него выступил депутат Иона Ионович Андронов:
- Есть два варианта для всех нас: остаться здесь и всем погибнуть либо воспользоваться предложением группы «Альфа», выйти отсюда и продолжить борьбу.
А тем временем в Кремле свой вклад в историю вносили политики.
Не могу не привести воспоминания очевидца тех трагических событий, бывшего президента Калмыкии Кирсана Илюмжинова. Они с бывшим президентом Ингушетии Русланом Аушевым вырвались из кошмара, происходящего в Верховном Совете, и приехали в Кремль, чтобы донести до руководства страны информацию об истинном положении дел и остановить бойню. Они рассчитывали быть услышанными и понятыми. Но
