Вне закона. Мемуары - Сажи Зайндиновна Умалатова
- Мама, ты опять что-то натворила? - тихо спрашивала она.
Я по обыкновению взмахивала руками:
- Ну а что же делать? Я по-другому не могу!
Думаю, она понимала, что такова судьба ее мамы. А ее роль, наверное, в том и состояла, чтобы поддерживать меня, помогать по мере своих детских сил. Она и помогала, и была как огонек в темном лесу для измученного путника. А я была для нее словно дремлющим вулканом.
- И что теперь? - спрашивала дочь, точно зная, что я скажу.
- Надо ехать.
- Хорошо, - отвечала она, и мы быстро уезжали.
Так случилось и вчера. Прячу мою девочку у знакомых, а сама лечу в Грозный - в первичную партийную организацию на очередную расправу. Не хочу испытывать судьбу и оставлять дочь без присмотра: я всерьез опасаюсь за нее. Чувствую (или предчувствую?), что ей угрожает опасность, каждой своей клеткой, каждым нервом. Будучи матерью, я была уязвима в политической борьбе. А дочь всегда боялась за меня. Не засыпала, если меня не было дома, просыпалась, если чувствовала, что я не могу уснуть. Сейчас в нашей непривычно тихой и пустой квартире в Грозном мне очень не хватает ее. Она одна и понимает меня...
Вхожу на кухню. Есть не хочется, но руки не привыкли бездействовать. Да и готовить еду - для меня приятное занятие. Вспоминается рассказ Армена Джигарханяна, как Марк Захаров делился с ним впечатлениями: «Я понял все прелести Кремля, когда увидел, какая еда была на столах депутатов». Интересно, что именно он имел в виду? Холодные пирожки с курагой, кофе, бутерброды с рыбой и кубик как бы куриного бульона? Именно такой была еда депутатов СССР в казенном буфете. Естественно, не бесплатная. Первый секретарь Грозненского горкома партии Николай Семенов рассказывал, как после XXVI съезда КПСС, когда он вернулся домой, племянник спросил его:
-Дядя Коля, а чем вас кормили?
- Я съел три километра сосисок, - ответил он племяннику.
...Такой была реальность. И другой я не знала. Люди-они разные. Одним важнее еда, другим - одежда, третьим -честь и достоинство. Из породы людей доблестных, можно сказать, из «золотого фонда» Советского Союза был Гейдар Алиев. Но и его не минула участь изгоя. Его обвинили во всех смертных грехах, в том числе и в коррупции.
В 1991 году стало известно, что он подал заявление о выходе из ЦК КПСС. Я решила пойти на пленум, где планировалось рассматривать этот вопрос. Хотя руководство КПСС и не любило моих визитов, но запретить не могло. Мне же представлялось важным присутствовать на этом историческом заседании ЦК.
- Михаил Сергеевич! - сказал Алиев на том заседании, обращаясь к Горбачеву. - Мне уже под 70, я ухожу из ЦК, со всех постов. Вся моя жизнь и знания были посвящены служению народу и партии. Я не жил для себя. Я не брал взяток и не пачкал свое имя. Мне небезразлично, какое имя я оставлю после себя. Я прошу Вас, Михаил Сергеевич, защитите мое доброе имя!
Слушать это было тяжело. Алиев был в отчаянии и обратился за защитой к генеральному секретарю ЦК партии. Но тот лишь опустил голову и не сказал ни слова - ни да, ни нет. Вообще - ни слова... Это еще раз подчеркивает, что с подачи Горбачева проводилась эта низкопробная акция дискредитации. Травля Алиева (первый секретарь ЦК компартии Азербайджана), а также Романова (первый секретарь ленинградского обкома партии), Гришина (первый секретарь московского горкома партии), Машерова (первый секретарь ЦК партии Белоруссии), Щербицкого (первый секретарь ЦК партии Украины) и других сильных личностей, которые составляли конкуренцию Горбачеву и которые могли бы помешать ему развалить государство.
В зале повисла звенящая тишина. Алиев постоял-постоял, посмотрел по сторонам и, так и не дождавшись реакции, сел. Я посмотрела на Горбачева и подумала: «Алиев-то еще будет востребован и займет свое достойное место, но тебя, какая же тебя незавидная ждет участь!» Всю жизнь буду помнить ту атмосферу, насколько она была отвратительной: видя своего генсека с опущенной головой, весь зал точно так же промолчал, не осмеливаясь защитить товарища по партии, достойного человека, с которым столько лет все они шли бок о бок.
Вскоре Алиев действительно занял пост президента Азербайджана.
Вспоминаю, что с полковником Суретом Гусейновым в свое время они были союзниками, единомышленниками, но позже Гусейнов был обвинен в государственном перевороте и приговорен к смертной казни. Ситуация была жесткая. И в марте 1997 года я обратилась к президенту Азербайджана с телеграммой, в которой просила не лишать жизни Гусейнова.
Не знаю, мое ли послание послужило причиной или нет, но Сурет Гусейнов не был расстрелян: смертная казнь не состоялась. А мое мнение об Алиеве осталось неизменно высоким, как о человеке, имеющем честь, благородство, достоинство. Неизвестно, как бы повернулась судьба Азербайджана, если бы в те смутные времена не пришел к власти Гейдар Алиев.
... Итак, вопреки желанию президента и принятым им мерам я осталась работать в Верховном Совете СССР, в Комитете по вопросам работы Советов народных депутатов, развития управления и самоуправления. Название комитета под стать всему, что говорил и делал генсек, - неудобоваримо, бессистемно.
В наш комитет пролезли все подельники Горбачева, его главные помощники по развалу - Михаил Полторанин, который был членом комитета по вопросам гласности, прав и обращений граждан, но почему-то практически не пропускал заседания в нашем комитете. Наверно, с гласностью в СССР было меньше проблем, чем с самоуправлением. Компанию ему составили также Геннадий Бурбулис, Юрий Болдырев, Николай Травкин. Вот тут и началось...
Я перечислила людей, которые в то трагическое для страны время пошли против своего народа, и это при том, что именно народ и вознес их на вершину власти.
Эти люди были избраны депутатами, чтобы сделать страну сильнее, а жизнь лучше. Но какое же лицедейство творилось на глазах у обманутых избирателей! Например, из уст Героя Социалистического Труда, бригадира, чье имя гремело на всю страну и было обласкано компартией, - Николая Травкина народ вдруг узнал, что жили мы «не так», а наша страна - «самая плохая». И это говорил человек, которого редко можно было увидеть на заседании комитета трезвым!
Председателем нашего комитета был Николай Пивоваров, до
