Вне закона. Мемуары - Сажи Зайндиновна Умалатова
Помню, как огорчилась корреспондент радио, когда я отказалась приехать в редакцию и выступить в прямом эфире: она очень расстроилась и сказала, что теперь ее уволят с работы. До сих пор испытываю неловкость за тот поступок.
Меня часто спрашивали, что я чувствовала, когда была в центре общественного внимания. Всегда отвечала, что оно меня смущает, потому что отвлекает от настоящего дела - от работы. Я нисколько не лукавлю. Для меня работа действительно была и остается самым важным.
В Советском Союзе существовали замечательные традиции: для человека были созданы все условия, чтобы он мог раскрыть свои способности и таланты, проявить себя как личность независимо от того, к какой социальной группе относится. Упорный труд, самосовершенствование никогда не оставались незамеченными. Человек ощущал себя личностью, нужной обществу. Он был востребован и чувствовал свою значимость. Понимал, зачем он все это делает: ради страны, ради ее могущества, процветания. Это окрыляло, придавало сил и энергии.
И я чувствовала, что мой труд нужен стране, что я непременно должна содействовать укреплению моей великой Родины, и не представляла себе, чтобы кто-то работал больше и лучше меня.
А общественная и партийная деятельность - только после рабочего дня. И если так случалось, что мне приходилось выполнять общественную работу, я отрабатывала «упущенное» время во второй смене.
Если ты трудился честно, добросовестно, перевыполнял план - тебе уважение и почет.
Несколько поколений советских людей были настолько преданы стране, что служили ей жертвенно. И чем ответственнее они были, тем больнее оказался для них удар, нанесенный Горбачевым по стране, по ее истории, по каждой человеческой судьбе.
Мой отец был политически грамотным человеком, у него не было высшего образования, но он живо интересовался экономикой и политикой. Уважал Брежнева за его заслуги, за подъем экономики, за то, что тот сумел за короткое время вывести страну из кризиса, в который завел ее Хрущев.
«Но сейчас, - говорил отец, - когда Брежнев стал стар и слаб, он должен уйти. Руководитель - это лицо государства. И на смену ему должен прийти молодой и энергичный лидер».
Мы часто обсуждали с ним ситуацию в стране, часто спорили, и не всегда наши мнения совпадали. Но каждый миг общения давал мне пищу для раздумий, как я теперь понимаю, на всю жизнь...
Наутро, после того как Михаил Горбачев стал генеральным секретарем ЦК КПСС, по пути на работу я зашла к родителям.
- Ну что, доволен? - запальчиво спросила я отца. - Вот он, молодой, энергичный! Но не радуйся, этот человек принесет такое горе стране и народу! Это человек с двойным дном.
Отец на секунду оторопел, а потом задумчиво произнес:
- Тебе угодить невозможно!
Страна вступила в фазу бесчисленных поездок Горбачева по стране. Воспринимаемые поначалу как чрезвычайно нужные и важные для изучения положения дел в экономике СССР, эти поездки вскоре стали приобретать элементы забалтывания серьезных насущных проблем и порождения новых. Когда я услышала поток словоблудия генсека, который невозможно было заретушировать даже опытной в таких делах прессе: «вы давите снизу, а мы будем давить сверху...» - я поняла, что он убьет страну.
Французский философ Пьер Буаст говорил: «В политике болтливость может погубить государство». Что и произошло на наших глазах.
Наши с мужем взгляды на нового генсека не совпадали. «Тебе нужна сильная рука?» - шутливо укорял меня супруг. Он повесил на кухне фотографию Горбачева. Так этот человек вошел в наш дом. Точнее, он прошелся по нашей семье, как и по миллионам других семей, где отныне симпатия к генсеку или неприятие его стали определять микроклимат каждой ячейки общества. Портреты Горбачева я снимала столько раз, сколько их муж вешал. Я рвала их. Тогда еще не совсем понимала, откуда у меня стойкое убеждение в том, что Горбачев развалит СССР, и почему всякий раз, когда я думала о судьбе страны, у меня щемило сердце. К моему великому сожалению, все, о чем я говорила и о чем предупреждала, - все сбылось. Моя интуиция стала для меня мощным подспорьем в политической жизни и не позволяла отступать перед низостью и предательством.
В связи с этим хочу рассказать об одном важном событии, которое во многом предопределило мою судьбу.
Я уже была избрана членом бюро обкома партии. Перед началом одного из заседаний мне принесли папку с вопросами, которые должны были рассматриваться. Обычно все остальные члены бюро получали документы заранее, за несколько дней. Наверное, считалось, что мне, рабочей, ни к чему углубляться в серьезные дела.
Но я, наоборот, углублялась в документы и тогда, на том заседании, неожиданно для себя наткнулась на фамилию Шаповаленко. С этим именем было связано одно нашумевшее дело. Он, будучи начальником Ленинского РОВД города Грозного, увел от законного возмездия преступников, у которых были обнаружены два килограмма наркотиков. Исчезли и дело, и наркотики. Но ситуация уже получила огласку. Он был исключен из партии. Пошли разговоры и о том, что за такое злоупотребление служебным положением Шаповаленко расстреляют или посадят в тюрьму. Особо хочу отметить, что это были горбачевские времена - 1987 год - и само слово «коррупция» еще отсутствовало в лексиконе советских граждан.
Знакомясь с документами того дела, я пришла в ужас: как такое вообще может быть? В доме у больной, прикованной к постели матери Шаповаленко под матрасом при обыске были обнаружены 17 уголовных дел, открытых по тягчайшим преступлениям: убийства, изнасилования... Фильмы ужасов меркли перед преступлениями, которые покрывал этот человек.
Моему возмущению не было предела, когда в резолюции, представленной на утверждение заседания бюро обкома партии, я прочла: «Решением Контрольно-ревизионной комиссии ЦК КПСС восстановить Шаповаленко в партии и объявить строгий выговор». Я не верила своим глазам. Стало быть, этот преступник - на свободе? Человека, который должен понести суровое наказание за укрывательство, незаконно восстанавливают в партии, а он еще и претендует на вольготную жизнь? С выговором, который наверняка завтра аннулируют его покровители, этот преступник снова будет чист, как белый лист? И сможет занимать любую высокую должность?
Когда я прочла последнюю страницу, было ощущение, что меня охватило пламя.
Тем временем открылась дверь, и в зал вальяжно, с улыбкой на лице вошел тот самый Шаповаленко. Он был в милицейской форме. Докладчик представил его и зачитал решение Контрольно-ревизионной комиссии ЦК КПСС. Я обратилась к первому секретарю обкома партии и членам бюро:
- Объясните мне, пожалуйста, почему этот человек
