Взлет - Лазарь Львович Лазарев
— А этой мощности хватит, чтобы колесница могла двигаться? Сколько она весит?
— Я уверен в этом. Две с половиной тысячи пудов. Но меня смущает другое: «майбахи» дают две с половиной тысячи оборотов в минуту, а колеса должны делать только десять оборотов. Как же, спрашивается, редуцировать обороты мотора? Ведь нет же редуктора с таким передаточным отношением?
— Ну, во-первых, для трансмиссии используем пару конических колес, — медленно ответил Микулин, — и, во-вторых, можно взять пару автомобильных колес и прижать их к ободу большого колеса — они и будут как муфты за счет трения передавать движение. И как раз десять оборотов. То что нам надо.
— Ну и превосходно, голубчик Александр Александрович! — воскликнул Лебеденко. — Делайте проект колесницы как можно скорее. Ведь, — он перегнулся через стол и сказал шепотом, — нам за это платят миллион. А вам я даю оклад в пятьсот рублей как главному конструктору. И Борису Сергеевичу Стечкину тоже, вместе будете работать. Но помните, никому ни слова.
Выйдя от Лебеденко, Микулин вытер вспотевший лоб. Что и говорить, задача в инженерном отношении очень интересная. Правда, Лебеденко уж очень упивался миллионом, но в конце концов, все хозяева одержимы наживой.
Когда Микулин и Стечкин, наконец, вычертили общий вид колесницы, Микулин покосился на чертеж и сказал:
— Знаешь, Стечкин, я много машин видел, но такого урода никогда. Прямо нетопырь какой-то.
— И то верно, — засмеялся Стечкин, — нетопырь.
С тех пор между собой они называли машину нетопырем. Разработку рабочих чертежей поручили инженерам-мостовикам. А в манеже у Хамовнических казарм потихоньку начали собирать бронированный корпус «нетопыря».
Микулин приехал в манеж, тщательно обмерил детали корпуса. Потом весь день считал. Под конец вскочил и в гневе сломал карандаш. В действительности корпус оказался чуть ли не в полтора раза тяжелее расчетного. И, следовательно, оба «майбаха» едва ли смогут развить нужную скорость.
Стало быть, надо строить новый двигатель мощностью в 300 лошадиных сил. Причем два экземпляра. То, что мотора такой мощности вообще не существовало, не смущало Микулина. Ведь когда-то кому-то придется строить трехсотсильный мотор. Почему же не ему со Стечкиным? Вопрос только в деньгах. Согласится ли Лебеденко строить новый мотор? Лебеденко согласился. У него не было другого выхода, когда Микулин с карандашом в руке доказал ему, что «нетопырь» перетяжелен, и, кстати, неизвестно почему. Лебеденко в ответ невнятно промычал, что время военное и что хорошей стали не достать, поэтому-то и пришлось ставить такой металл, какой предложили поставщики. Лишь позже Микулин понял, что его хозяин хорошо хапанул на разнице в стоимости металла. А броня секретности, которой он окружил себя, оказалась непробиваемой для разоблачения.
Новый трехсотсильный мотор братья гордо назвали своими инициалами АМБС. Любопытно отметить, что двадцать лет спустя традиция давать маркам моторов инициалы конструкторов прочно привилась в советском авиадвигателестроении и существует до сих пор.
Проектировали АМБС на квартире Стечкина, которую он снимал в небольшом двухэтажном домике у вдовы-купчихи близ Плющихи. Жил Стечкин в маленькой комнатке, где с трудом помещалась койка, столик и второй стол с чертежной доской.
Микулин решил выбрать для мотора совершенно новую схему: несколько цилиндров, расположенных противоположно друг другу своими шатунами, вращали не обычный коленчатый вал, а шайбу сложной конфигурации, которая преобразовывала поступательные движения шатунов во вращательные. То, что Микулин решил поставить цилиндры противоположно друг другу, чтобы мотор оказался уравновешенным, было прямым следствием его тогда еще небольшого конструкторского опыта: он очень хорошо помнил прыгающий мотор на заводе в Риге.
Но конструкция получалась столь сложной, что даже такой блестящий теоретик, как Стечкин, оказался бессильным: уже очень хитроумную траекторию описывали при движении шайбы АМБС.
Микулин уныло посмотрел на Стечкина, тот смущенно протирал стекла пенсне, пожимал плечами.
— Знаешь, что? — вдруг оживился Микулин. — Попросим дядю Колю посчитать.
— А удобно ли?
— Да ведь никто, кроме него, этого сделать не сможет.
— Верно.
— Только не сами будем просить, а пусть Лебеденко к нему поедет.
Жуковский согласился. Придя вечером домой, Микулин отдал Жуковскому материалы и тот положил их себе на стол в кабинете. Шура же, напившись чаю, лег спать и мгновенно уснул.
Проснулся он от того, что кто-то потряс его за плечо. Открыв глаза, увидел стоящего рядом Жуковского. Бросил взгляд на часы: было 3 часа ночи. Шура удивленно взглянул на дядю.
— А ты знаешь, какую любопытную задачку принес ты мне с мотором? — тонким голосом сказал Николай Егорович, помахивая стопкой исписанных листов. — Оказывается, палец на вашей шайбе, заменяющий коленвал, описывает траекторию восьмерки. Вот расчет.
С помощью Жуковского дело пошло быстрее, и вскоре Микулин и Стечкин приступили к компоновке мотора. Работали на квартире у Стечкина днями напролет, по очереди валясь от усталости на жесткую койку. Примерно через неделю Микулин вдруг посмотрел в окно на воробьев, сидящих на дереве, что росло против дома, и объявил:
— Перерыв, Стечкин. Сейчас мы с тобой охотиться будем.
— На кого? — удивился тот.
— На ворон и воробьев, — торжественно сказал Шура. — Из духового ружья.
— А где ружье?
— Сейчас сделаем.
Микулин оторвал длинную полоску ватмана и свернул ее трубочкой, перетянул ниткой. Сложил из бумаги фунтик, вставил в его основание стальное перо от ручки. Стечкин с любопытством следил за ним. Микулин вставил фунтик в трубочку, подошел к окну и отворил форточку. Выставил трубку и, набрав воздуха в легкие, с силой дунул. Фунтик, как стрела, вылетел из трубки и, пролетев пару метров, вонзился в ворону. Та рухнула с ветки. Микулин издал торжествующий вопль. Дрожа от нетерпения, Стечкин схватил трубку, сделал фунтик и вторым выстрелом сшиб воробья. Так два будущих академика отдыхали в перерывах, проектируя двигатель, который до сих пор удивляет специалистов оригинальностью решения.
Но вот проект был готов, и Лебеденко передал заказ на него на московский заводик фирмы «Ош и Везер», в Замоскворечье.
Тогда еще Микулин не сознавал, что мало спроектировать мотор, надо еще иметь и экспериментальную базу, и то, что называют «культурой машиностроения». Ведь подавляющее большинство технических новинок хозяева заводов попросту импортировали из-за границы вместе с технологией.
Когда мотор, наконец, после бесчисленных проволочек был построен, его собрали в сарае на территории МВТУ. Наконец его запустили. Мотор заработал и проработал… три минуты. Пришлось его разбирать, искать поломку. Гнулись шатуны. Ломали голову: почему? Выпрямляли их. Снова собирали АМБС, снова он работал несколько минут, снова ломался и все начиналось сначала.
Микулин прямо извелся. Он еще не знал, что такое доводка новой машины, когда все детские болезни в ней приобретают характер эпидемии. А на заводе не очень-то торопились с
