Взлет - Лазарь Львович Лазарев
Архангельский остановил машину. Жуковский молча вышел из нее и демонстративно отправился пешком.
Покрасневший от стыда Архангельский следил за ним, потом поехал вперед и, обогнав, отворил дверцу автомобиля. Жуковский, словно не замечая его, продолжал идти. Архангельский снова обогнал его. Опять Жуковский прошел мимо. Наконец, на третий раз Жуковский, взглянув на его огорченное лицо, сел в машину.
— Николай Егорович, — сказал Архангельский, — честное слово, я никогда не буду…
— Ну, ладно, «длинный», — улыбнулся Жуковский, — поехали.
4. ТАЙНА ДМИТРОВСКОГО ЛЕСА
Появление авиационных бомб потребовало изобретения авиационных прицелов. Именно к этому времени и относится первое знакомство Микулина с Николаем Николаевичем Лебеденко — владельцем лаборатории военных изобретений. Война властно вторглась в мирную московскую жизнь. Дорожали продукты, на площадях офицеры муштровали запасных солдат из маршевых батальонов, по ночам по Москве курсировали санитарные трамваи, перевозящие раненых с вокзалов в госпитали, а газеты пестрели фамилиями офицеров, павших в боях, и все больше и больше людей носили траур. И вместе с тем в Москве появилось множество новых богачей, которые кутили в ресторанах, толкались на бирже и обивали пороги военного ведомства в ожидании выгодных военных заказов.
На неподготовленности России к войне и продажности царской администрации начал спекулировать и Лебеденко, который очень быстро смекнул, что, организовав под своим началом группу инженеров, он сможет получать от Военно-промышленного комитета огромные деньги на разработку различных изобретений. Причем деньги предоставлялись практически бесконтрольно, и, следовательно, присвоить львиную долю из них было очень легко.
Невысокого роста, черноволосый, с безукоризненным пробором на голове, с черными усами, подстриженными по-английски, упитанный, но не толстый, он передвигался мягкой кошачьей походкой. Движения его были одновременно плавные и стремительные, как у вышколенного официанта из фешенебельного ресторана, знакомства у него были самые сногсшибательные, от князя Львова и военного министра до Жуковского. Лебеденко даже умудрился получить аудиенцию у Николая II, после чего патриоту-изобретателю было обеспечено августейшее покровительство.
В технике Лебеденко ни черта не понимал, хотя и именовал себя инженером. Но денег мог достать сколько хотел. Когда появилась нужда в авиационных прицелах, он явился к Жуковскому с рекомендательным письмом от князя Львова и заявил, что собирается сконструировать авиационный прицел и для этого просит его превосходительство рекомендовать ему специалистов. Жуковский назвал Стечкина.
Для пущей важности Лебеденко именовал все работы своей лаборатории строго секретными. В действительности же попросту боялся огласки.
Стечкин появился в доме у Жуковского с неожиданной новостью: Лебеденко приглашает к себе Микулина, чтобы он тоже занялся конструированием прицела.
На следующий день Стечкин представил брата Лебеденко и Микулин был зачислен в лабораторию с удивительно большим окладом в 250 рублей.
Лаборатория помещалась в двухэтажном доме на Садово-Кудринской. Там работало несколько человек. Впрочем, конструкторы работали у себя дома за чертежной доской и это было очень удобно. Ведь еще, хоть и не очень регулярно, Микулин ходил на занятия в училище. Жил он, разумеется, у Жуковского, а спал на большом зеленом диване в его кабинете.
Жуковский был не только мозгом кружка молодых воздухоплавателей, но и его душой. Очень часто но вечерам в столовой, после обеда, к которому экономка Петровна подавала обязательный пирог размером «чуть поменьше аэродрома» и который тотчас же исчезал в желудках студентов, в зале гремело пианино и начинались танцы.
Леночка Жуковская, которой уже исполнилось шестнадцать лет, и ее подруги были за дам. А в танцах усердствовали Ветчинкин, Юрьев и, разумеется, Микулин, который первым научился танцевать томное аргентинское танго, быстро входившее в моду. У окна, за шкафом, с неизменным сочинением Ньютона в руках присаживался Стечкин. Пели песни, шутили, острили. Николай Егорович, улыбаясь, сидел у стола и смотрел на веселящуюся молодежь. Потом потихоньку уходил в кабинет работать.
Прицел Микулин со Стечкиным сделали быстро. Он состоял из подзорной трубы с перекрестьем на объективе, укрепленной на шарнире так, чтобы она могла поворачиваться под углом. Когда летчик-наблюдатель наводил прицел на цель, то угол поворота регулировался специальным механизмом, учитывающим скорость самого аэроплана и снос бомбы от ветра. Лебеденко был весьма доволен и тотчас же повез прицел в Петроград.
Тем временем миллионы людей далеко от Москвы лежали в окопах перед колючей проволокой. Война приняла какой-то неожиданный и непонятный генералам всех вражеских армий оборот. Появление пулеметов и колючей проволоки меняло традиционный лик войны.
Тысячи лет война была маневренной. Армия одной стороны шла походом на другую. При этом войска все время передвигались. Останавливались они лишь при осаде крепостей.
Теперь же колючая проволока и пулемет практически заставили войска зарыться в землю. Массы конницы бездействовали в тылу, и лишь тяжелая артиллерия своими снарядами могла расчистить дорогу для наступления.
Но ее не хватало. Нужно было изобрести новое оружие, позволяющее армии вернуть маневр. Кстати, уже тогда использовались броневики. Но колесному броневику нужна дорога. И следовательно, его применение ограниченно.
Войне нужен был танк, еще до того как этот термин появился в военном лексиконе.
Вернувшись из Петрограда, Лебеденко позвонил по телефону Микулину и попросил его прийти к нему на следующий день.
Войдя в кабинет Лебеденко, обставленный роскошной мебелью красного дерева, Шура отвесил было поклон, как вдруг услышал за спиной щелканье запираемой двери.
Лебеденко подошел к столу и показал Микулину бумагу.
— Все, что я сейчас скажу, абсолютно секретно. За разглашение десять лет каторги. Ясно?
— Ясно, — кивнул Микулин, ровно ничего не понимая, и сел писать расписку.
Лебеденко положил расписку в стол и, откинувшись на спинку кресла, начал:
— Как вам известно, Александр Александрович, война приняла позиционный характер. И чтобы изменить ее ход, я придумал самодвижущуюся боевую бронированную крепость — колесницу.
Лебеденко взял карандаш и начал набрасывать чертеж. Микулин увидел два огромных колеса, соединенных коробкой — корпусом. Сзади корпус опирался на дышло с маленьким колесом. В корпусе должны были размещаться орудия и пулеметы, а также моторное отделение. Благодаря своим десятиметровым колесам колесница сможет перекатываться и через окопы, и через рвы, даже через ограды и избы.
— А какова скорость колесницы? — перебил его Микулин.
— Десять оборотов колеса в минуту.
— Значит, в минуту, — вслух начал считать Микулин, — получается 30 метров, а в час 18 тысяч метров.
— Да, почти двадцать верст.
— А как такую огромную машину доставить незаметно к позициям?
— Очень просто, — уверенно ответил Лебеденко, — она будет собираться на болтах из больших секций. А в разобранном виде к передовой ее подвезут по железнодорожной ветке. Но вас я пригласил, — продолжал Лебеденко, — в первую очередь как специалиста по моторам. Для привода колес мне обещали два «майбаха» в двести лошадиных
