Лавка страха - София Яновицкая
— Нашел! — воскликнул Оскар.
Я слышал, как они с Агатой возятся, поджигая одну свечу от другой.
— Гремлин! Неси подсвечник, где ты там застрял!
Я вытащил гладкий предмет из ниши, сунул его под мышку и вернулся к сестре с Оскаром. Агата вставила обе свечи в подсвечник, и мы рассмотрели дверь получше. Рядом с ней был такой же рычажок, как наверху.
— Рискнем? — нервно покосился на него Оскар.
— Одно точно, от этого дверь не закроется, — хмыкнула Агата. — Она и так закрыта.
В этом была железная логика. Я щелкнул рычажком. Дверь заскрежетала и распахнулась. Мы шагнули внутрь.
Глава 16. Марра
Если честно, после башни, тайного хода и винтовой лестницы обстановка выглядела довольно… разочаровывающе. Письменный стол с компьютером и канцелярским органайзером, кресло, кактус в горшке. Стены покрывали полки с книгами — современные, не такие, как в башне. Единственной интересной деталью был портрет, маскирующий ход, — точно такой же, как тот, через который мы попали на лестницу.
Оскар хлопнул себя по лбу.
— Говорил же, где-то я его уже видел!
— Ты знаешь, где мы? — я повернулся к нему.
— И ты знаешь. — Он кивнул, забрал у Агаты подсвечник и прошагал через всю комнату. Напротив нас оказалась дверь — самая что ни на есть обычная.
Оскар повозился с защелкой и распахнул ее.
— Тадам!
В открывшемся проеме темнели стеллажи и полки, уходящие к потолку.
Это же…
— «Лавка»! — ахнула рядом со мной Агата.
— Она самая, — подтвердил Оскар. — А это кабинет управляющего. Я тут всего пару раз бывал.
Я обернулся к портрету. Кажется, я понял, почему мне так понравились его глаза. Они напоминали бабушкины.
— А это…
— Основатель «Лавки», — подтвердил Оскар.
— Прадедушка, — прищурилась Агата. — Так вот он какой был.
— Значит, это он построил ход в стене… — Я подошел ближе к портрету. — Интересно, а вход в башню спрятал тоже он? И зачем?
Прадедушка на портрете молчал, только строго смотрел на меня, как будто я задал самый дурацкий вопрос в мире. В слабом отблеске свечей он казался живым. Я потянулся, чтобы дотронуться до портрета и убедиться, что он не пошевелится, и понял, что держу что-то в руках.
— Оскар, посвети!
Я положил находку на стол, и мы склонились над ней.
— Книга? Гремлин, где ты ее взял?
Я осторожно отряхнул толстый кожаный переплет от пыли и обрывков паутины, кивнул в сторону хода.
— Ее спрятали за камнем в стене. И это не книга.
Под обложкой оказались пожелтевшие от времени и исписанные мелким почерком с чернильными кляксами страницы. Листы свободно болтались в переплете — большую их часть вырвали. На корешке и краях чернели обгорелые следы — словно они чудом спаслись из огня.
— Это дневник, — выдохнул Оскар.
Я запрыгнул на стол и положил дневник рядом, так, чтобы нам всем было его видно. Бережно разгладил обложку. Странно, но я чувствовал с ним какую-то связь. Агата уселась в кресло, а Оскар согнулся чуть ли не пополам и облокотился на его спинку.
Я открыл первый разворот.
Полина думает, я еду за саженцами. Говорит, книжный магазин здесь никому не нужен. А если заведем яблоневый сад, он нас прокормит, как кормит всех в городе. Особенно теперь, когда у нас есть ребенок. Знаю, что она права, за все эти годы одни убытки. Белла растет, и мы не выкарабкаемся.
— Белла, — прошептала Агата. — Бабушка. Значит, это…
Оскар оглянулся на портрет. А я уставился на дневник. По всему телу прошла дрожь. Словно я не просто читал записи, а сам прадедушка говорил через пожелтевшие страницы, и говорил именно со мной. И хоть я его не знал, почему-то это казалось ужасно важным. Как будто между нами было что-то общее — тайное и только наше.
Знаю, все знаю, но мысли только об одном — а что если найду новые книги. На ярмарку отовсюду товар свозят, вдруг сумею спасти наш магазин. Полине, конечно, не говорю. Будет скандал. Снова брать в долг. Ненавижу. Но одна мысль о том, чтоб отступить, отказаться от магазина…
Что прадедушка думал на этот счет, можно было только догадаться — следующие строчки были жирно перечеркнуты и заляпаны кляксами.
Я перевернул страницу.
Со стороны слова человека с ярмарки звучат как бред. Потому-то я никому о них не рассказываю, даже Полине. Особенно Полине… С другой стороны, что я теряю? Ничего. Оно того стоит. Я должен решиться.
На следующих листах был аккуратно нарисован чертеж нашего дома, точнее только первого этажа и башни, соединенных ходом. Возле первого этажа было подписано «Лавка страха». Внутри прадед начертил стеллажи, кабинет управляющего, кассу — все как сейчас.
— А это что? — я ткнул в непонятное сооружение в углу.
Оскар всмотрелся в рисунок.
— Наш автомат!
Машина, угадывающая твой страх. Теперь меня это уже не так удивляло. Возле рисунка прадед подписал:
Каждый найдет книгу со своим страхом. Вернее, она сама учует хозяина.
— Но как? — Агата перелистнула страницу. — Как он устроен?
Я хлопнул ее по руке и тут же получил тычок в ответ.
— Об этом он не пишет. — Оскар постучал пальцем по дневнику. — Зато смотрите!
На следующем чертеже была башня — шкафы, выход на лестницу, дверь тайного хода. На одном из шкафов была нарисована паутина с черепом посередине — тот самый знак, что был на двери в башню. Я перевернул страницу в поисках пояснений, но не нашел их.
— Он особо не запаривался с объяснениями, — фыркнула Агата.
Оскар пожал плечами.
— Ну, дневник обычно пишут не для того, чтобы его читал кто-то другой…
Я выполнил все условия сделки. Теперь у нас можно купить страшные книги — все, какие только есть. И получить их можно лишь с помощью чудной машины, установленной в магазине. Я назвал его «Лавка страха». Как и поклялся, храню у себ…
Фраза обрывалась на полуслове — дальше шел только черный обгоревший край страницы.
— Наверное, это «у себя», — предположил Оскар.
— Да, но что он хранит?! — Агата нетерпеливо потянулась к дневнику. — Какую сделку он заключил?!
Я перевернул страницу.
…се равно рядом, так что договор соблюден. Полина все еще сомневается, хотя дела уже пошли на лад. Думаю, она просто не верит в меня, как ни горько это сознавать.
— «Се равно»? — нахмурилась Агата. — Видимо, это «все равно». Только вряд ли мы узнаем, о чем это он.
— Какая эта Полина вредная, — заметил я.
— Вообще-то, она твоя прабабушка, — хмыкнул Оскар.
— Ну