Огни Хафельберга - Софья Валерьевна Ролдугина
«Они растут только здесь», — сказала Ульрике, заметив, куда смотрит Марцель. Их нет ни у подножия наших гор, ни на других хребтах Саксонской зоны. Есть легенда, что цветы проросли из костей Манон. Похоже на правду. На ее могиле их действительно больше всего. Это… Ульврике запнулось, и голос у нее стал надтреснутым, как у старухи.
Это очень необычное место.
Еще сто метров, и скала по левую руку сошла на нет, а тропа вывела на плоский уступ. С востока он был ограничен протяженным каменным зубцом, с юга обрывался в пропасть. Внизу горы зеленели бархатными изломами, в какую сторону ни посмотри. Сам уступ был практически голым, между камней торчали редкие чахлые пучки травы, кое-где развалистый кустарник с колючими и угловатыми прутиками.
У поворота, где тропинка окончательно терялась на сухой и твердой земле, упрямо топорчился молодой кедровый побег, а у восточного зубца выступа раскинуло корявые ветви, древние, как будто посидевшие от времени дерево с пыльноватой хвоей. — Тот самый кедр над могилой Манон? — тихо спросил Шелтон, нарушая молчание. Ульрики переступила с ноги на ногу до побелевших костяшек, вцепляясь в лямки рюкзака.
Ага.
Вы идите, я вас немного позже догоню. Болезненно улыбнулась она, усаживаясь прямо на землю. — Холодно тут. — Может, из-за того, что вершина? — предположил Шелтон, и, не дождавшись ответа, подтолкнул напарника в спину. — Идём, хоть посмотрим, что это за местная достопримечательность такая. Мартель опомнился только шагов через двадцать. — Эм, Шелтон, она плачет.
Ульрике? — Да, я заметил. Шелтон скосил взгляд на девчонку. — Поэтому мы и отошли. — А ты не знаешь, почему она… — Нет, — отрезал Мартель. — Слушай, если ты не заметил, я последние часов пять стараюсь вообще отключить телепатию. Неконтролируемые провалы в глубокую прослушку никому не нужны. Забыл, что сам говорил? — Я помню, но сейчас прислушайся.
Вдруг Ульрике скрывает что-то важное. Она вполне могла быть знакома с Даниэллой Ройтер. — Думаешь? Марцель запнулся ногой за камень и чертыхнулся. Да, слишком много она знает о ее привычках, это свидетельствует либо о личном знакомстве, либо о глубоком интересе к смерти девушки. Марцель виновата оглянулся на Ульрике и сдался. Нервы и так были словно оголены после вынужденной пятичасовой глухоты.
Телепатия — это ни зрение, ни слух. Нельзя заслонить ее плотной повязкой на глаза или заткнуть берушами. Если зажиматься, то рано или поздно сработает принцип сжатой пружины, либо сломается, либо сорвется. Ульрике смотрела на горизонт изломанной линии гор, темно-фиолетовая туча неторопливо наползала на прозрачно-голубое небо. Глубоко вздохнув, Мартель закрыл глаза и сосредоточился.
Ее руки, сильные, с суховатыми пальцами и сильно выпирающими косточками на запястьях. Ее руки всегда теплые, даже зимой, даже в лесу, когда… Да, она увязывает хворост гибким прутом прямо на снегу. Ее руки пахнут мхом и полынью. Ее руки никогда больше не заплетут твои косы.
Марцель отключился от прослушки так резко, что голова закружилась. Она вспоминает мать, погибшую, кажется, не своей смертью. Он облизнул пересохшие губы. Это как-то связано с легендой о Манон. С одной стороны, у Лерике тяжело здесь быть, а с другой «Ой, она стремится сюда. Как-то все очень сложно», — пожаловался он Шелтону. Стратег только пожал плечами.
«Человеческая психика вообще непростая штука. Значит, у Ульрики семейные причины. Любопытно, но для дела Даниэлы Ройтер бесполезна. Издали могила Манон казалась сплошь усыпанной снегом. И только с расстояния метров в десять становилось понятно, что это всего лишь цветы. Те самые, белые, мелкие, звездчатые, которые робко проклёвывались вдоль тропы. Здесь они росли густо, как мох.
Ползучие стебли цеплялись за выступы кедровой коры и увивали ствол почти до высоты человеческого роста. — Жёсткие! — непонятно для кого констатировал Марцель, присев на корточке и тронув стебелёк пальцем. — На проволоку похоже. — Хочешь цветок в петлицу, а, Шелтон? — Я в свитере, тут петлиц нет, — хмыкнул стратег. — Как тебе это место? — Я что-то не вижу, куда здесь можно спрятаться или свернуть.
Тропа одна, ответвлений нет. — Сейчас у Ульрики спросим, — решил Марсель и с некоторым трудом поднялся на ноги, опираясь на дерево. Кора под ладонью была шершавой и теплой. Минут через десять он обернулся к Ульрике и замер. Туча, еще минуты две назад маячившая где-то над Кедровой долиной, надвинулась, закрывая пол неба. — Слушай, мне что-то не нравится вон та черная громадина.
Как по твоим расчетам, мы не промокнем? В мыслях Шилтон намелькнуло растерянные удивления. — Не должны. Ветер с востока, а туча на западе. Но она приближается. — Это ты меня спрашиваешь? — Сам с собой говорю, за неимением равного по интеллекту собеседника. Нахмурился Шилтон и сунул руки в карманы. Черно-фиолетовая туча как в насмешку сверкнула из далека молнией.
Так, идем к ульрике. Личная трагедия, конечно, причина уважительная, но что-то мне не хочется оказаться на вершине горы во время грозы. Высоковольтные электрические разряды, знаешь ли, плохо влияют на здоровье. До ульрики они дойти не успели. Та сама поднялась и пошла навстречу. Глаза у нее были покрасневшие, но ясные и совершенно сухие. «Гроза!», ткнула ульрике пальцем в горизонт, «минут через пятнадцать будет тут. Простите, мальчики, это я виновата».
Она шмыгнула носом и сжала губы. — Я тоже хорош, только сейчас заметил тучи, — мягко вклинился Шелтон. — Важнее другое, здесь есть где укрыться. На тропе вроде бы ничего не попадалось, но вы говорили, что есть какое-то ответвление. Ули реки просияло. — Есть, и кое-кто из местных про него знает. Точнее, есть два ответвления. Спуск прямо за кедром, он достаточно крутой, проход вон там за скалой.
Проход выводит на что-то вроде естественного карниза, который идет вокруг горы против часовой стрелки. Чуть пониже он выводит на параллельную тропу, а затем на основную дорогу. А еще есть спуск. Там где-то 300 метров, что-то вроде лестницы, а в конце пещера, если успеем до нее добежать, прежде чем начнется гроза. В общем, мы должны это сделать.
Лестница крутая, скользкая, навернуться проще простого. — О, замечательно! — Мартель хрустнул пальцами от нетерпения. — Черт! Я боялся, что нас смоет. Шелтон, отдай сигареты, я покурю и будем спускаться. — Потом, — коротко ответил стратег. — Времени нет. Ульрики, у вас глаза бегают. Вы знаете что-то неприятное о пещере, но не хотите говорить?
Да ничего такого. Она покачнулась на пятках, слепо уставившись на темное грозовое небо.
Просто эта пещера — тупик. Там небольшая долина, кедры, ели с соснами, но другого выхода из нее, кроме как через могилу Манон, нет.
Это не столь важно. Показывайте дорогу Ульрике. — Нет выхода, нет выхода. Если убийца шел за Даниэлой Ройтер здесь, то куда он ее загнал, на параллельную тропу или в тупиковую пещеру. От мыслей Шелтона веяла сырым холодом. Чтобы добраться до лестницы, пришлось перелезть через хаотическое скопление валунов, гладких от времени и ветра, скользких от влаги.
Марцель, несмотря на снисходительную помощь Шелтона, порядочно рассадил ладони и коленки, прежде чем перебрался на другую сторону. А Ульрике как издевалась над ними обоими. Скакала бодрой козочкой с камня на камень, почти не глядя под ноги, но легко удерживая равновесие. Туча наползала все ближе. Подул, наконец, западный ветер, сильный, сырой, вымывающий из легких въедливый смолисто-пряный запах кедров.
Не успеем, — резюмировал Шелтон, посмотрев сперва на тучу, а затем на извилистый спуск. И оказался почти прав. Последние тридцать метров до пещеры бежать пришлось уже под проливным дождем. Гром Шандарахл кажется прямо над головой. Синеватые молнии вспыхивали в такт ударом сердца «тум-тум-тум-тум-тум». Марцель жмурился, чертыхался, слепо цеплялся за руку улерики и поскальзывался на мокрой хвойной перине, устилающей землю.
Ежевичные лозы цеплялись за ноги, как лапы голодных чудовищ и тянули, тянули куда-то в темноту, под сырые скалы. Когда дождь перестал молотить по плечам и голове, Марцель даже не сразу это осознал. — Мы где? — спросил он и чихнул. Получилось гулко и смешно. Вокруг царил полумрак. — В пещере, вероятно. Назад к архетипам называется, — хмыкнул стратег.
Ульрики. Здесь
