Глубокие тайны Клиф-Хауса - Хельга Мидлтон
– А с чего ты взяла, что я там присутствовал?
«Ого, старик не так прост, как кажется», – мелькнуло в голове Эйлин.
– Я не знаю этого, но использую дедуктивный метод Шерлока Холмса. – Она приветливо улыбнулась той открытой улыбкой, которая должна изобразить абсолютную искренность. – Я знаю щедрость и гостеприимство моей бабушки. Она всегда в Рождество держала двери открытыми, приглашая всех, кому было одиноко в этот обычно семейный праздник. Вы только начали вашу практику в Торки. У вас не было ни семьи, ни большого круга друзей. Я полагаю, было бы вполне уместно со стороны бабушки пригласить вас на торжество. Не так ли?
– Вы правы. – Он почему-то перешел на «вы». – Все именно так и было.
Эйлин сдержала самодовольную улыбку.
– Почему-то мне кажется, дорогой доктор, что на этом ваше знакомство с Надин не закончилось.
Это уже был чистый блеф, но Эйлин нечего было терять. За все время разговора доктор впервые улыбнулся. Это была не веселая улыбка, скорее гримаса грусти.
– Это тоже дедукция?
– Нет. Возможно, знание жизни.
Тут старик сухо рассмеялся, как закашлялся.
– Деточка, да что вы знаете о жизни?! Вы стоите на самом ее пороге!
– Скажем так: на второй ступеньке.
– Как угодно. Да, если хотите знать, Надин потом довольно долго жила в Клиф-Хаусе. Она ушла от того ужасного типа, своего партнера-«артиста». Ха! Такой же артист, как я астронавт. Подонок!
– Подонок – это серьезное обвинение. Почему вы так говорите?
– Мерзавец избил ее до полусмерти. Мы с твоей бабушкой еле-еле выходили бедняжку.
– Что вы говорите! Было за что?
– Ну, ангелом она не была, но… Нет. Она совсем не была ангелом. – Его лицо снова посуровело. – Если говорить честно, она была той еще стервой, но такой обаятельной, такой привлекательной.
– Эйлин хитро прищурила один глаз.
– Что-то мне подсказывает, что и вы попали под обаяние ее чар. Правда же?
– Да. Признаюсь, я был к ней неравнодушен. Не только ее внешность, но и поведение привлекало. Она была окутана флером тайны, и это страшно интриговало, но она была очень скрытной. Никогда не рассказывала ничего из своего прошлого. Как будто бы она и не родилась вовсе и у нее не было детства. Знаете, все эти милые воспоминания, которыми мы делимся, когда знакомимся и сходимся ближе с человеком. Но! – Он поднял вверх желтую морщинистую руку, усыпанную старческими пигментными пятнами. Указательный палец этой руки «выстрелил» прямо в лицо Эйлин. – Она была очень любознательна. Все новое хватала буквально на лету. Твоя бабушка убедила меня взять Надин к себе на работу. Мои тогдашние финансы не позволяли иметь секретаря. Габби сказала, что назначит ей стипендию из какого-то там фонда, – уверен, она платила из своего кармана, но… без собственной выгоды. Да. Она даже поселила Надин у себя. Я же, со своей стороны, должен был научить девушку, как правильно вести запись пациентов, их амбулаторные карты, бухгалтерский учет. Ну, что там еще входит в обязанности секретаря…
– Быть влюбленной в своего босса? – Эйлин иронично приподняла бровь.
– Скорее, я был в нее влюблен. Я же сказал: у меня были самые серьезные намерения. И ваша бабушка, старая интриганка, всячески подталкивала нас к принятию решения.
– Очевидно, хотела выставить ее из своего дома, но сделать это прилично. – Эйлин весело рассмеялась, а доктор, наоборот, посерьезнел.
– Вот вы смеетесь, Эйлин, а ведь ваш отец, когда вернулся с войны, тоже поглядывал в сторону Надин. Мне даже казалось, что он внутренне сомневается: какой же из сестер отдать предпочтение.
– Разве к тому времени мои родители еще не обвенчались?
– В том-то и дело, что нет. И Габби очень по этому поводу расстраивалась. Она не хотела никаких двусмысленностей в своем доме. Все должно быть прилично. Габби не любила Анну, всячески это демонстрировала, но… раз привел в дом, раз назвал своей женой, то будь мужчиной, отвечай за свои поступки. Обвенчайся. Дай женщине имя и статус. Да, каюсь, я видел в Генри соперника. Я договорился с коллегой в Бристоле о том, что он поможет Надин с устройством на работу в их госпитале. У них как раз освободилась должность в административном отделе. В ту ночь, когда она не пришла ночевать, и Габби наутро подняла настоящую панику, – в ту ночь я отвез ее в Бристоль. Я думал, расстояние поможет укрепить наши отношения. Мы действительно несколько месяцев вели чудесный романтический образ жизни, снимая номера в разных гостиницах то в Бате, то в Кардиффе. Эти уик-энды были самыми яркими в моей жизни. Они были полны любви, пикников, вечеров на танцплощадках. Я, как идиот, строил планы, а она…
– Что она?
– Однажды она не приехала на нашу встречу. Я ждал ее в холле гостиницы рядом со знаменитыми римскими банями Бата. Мы планировали провести там полдень в лени и праздности, почувствовать себя настоящими патрициями. Это было в конце июля 1993-го. Я прождал целый день, никуда не выходил, боялся, что она приедет, когда меня не будет. Еле дождался понедельника и позвонил своему другу. Тому самому, который помог с устройством на работу. Он сказал, что Надин в отпуске. Уехала с подругой в Грецию. Я был в шоке. Я и не знал, что у нее есть подруги, не мог даже предположить, что она может куда-то поехать без меня. А уж не сказав мне об этом… Вот видишь, Эйлин, – он снова вернулся к обращению на «ты», – она была такая скрытная. – Он помолчал и добавил: – Такая «себе на уме». Она просто меня использовала. Но ничего, Бог все видит. Нехорошо так говорить, я знаю, но божья кара настигла ее. Она не вернулась из Греции.
– Я знаю, – кивнула Эйлин. – Нашла в архиве Габби вырезку из газеты, где говорилось об исчезновении Надин.
– О ее смерти! – воскликнул Грегори Расселл.
– Доктор, вы же профессионал. Нет тела – нет дела. Мы не можем утверждать, что человек умер.
Они снова помолчали.
– Мистер Расселл, вы правда больше ничего о ней не слышали?
Он надолго задумался. Эйлин не спешила задавать следующий вопрос.
Старик глубоко вздохнул, покачал головой, как бы споря сам с собой, и ответил:
– Нет. Никогда.
Эйлин поднялась с оттоманки, протянула ему на прощание руку.
– Не буду занимать ваше времени.
– Ох! Уж чего-чего, а этого у меня полным-полно.
Эйлин шла к машине, расправив плечи и откинув голову, подставляя лицо морскому бризу.