Глубокие тайны Клиф-Хауса - Хельга Мидлтон

Генри был уверен, что с поиском единственной суженой покончено: вот она! В день отъезда он сделал предложение. Анна моментально согласилась. Генри еще грузил в микроавтобус штативы и кофры с камерами, а Анна уже стояла во дворе фермы, закутанная в свое единственное и потому лучшее сари. Возле ее ног лежала ковровая сумка бедуинских кочевников.

Он привез невесту в дом родителей. Медовый месяц растянулся на два, а в августе Генри вернулся в Лондон. Ему предстояла отправка в Кувейт.

* * *

Боец информационного фронта – как он сам себя шутливо называл – приехал на побывку в Клиф-Хаус в канун Рождества в недельный отпуск. В доме царила подобающая событию атмосфера – мерцание свечей, запахи мандаринов, корицы и кардамона, неяркий блеск старинных елочных игрушек.

Этот праздник благочестия и зимней тишины мог стать одним из многих, мало отличающихся друг от друга, если бы не появление свояченицы. Генри и не знал, что у жены есть сестра. Да что там сестра. Он и жену-то толком не успел узнать. Ведь в мае все случилось так спонтанно. Теперь, в декабре, рассматривая избранницу в интерьере семейного дома, он испытывал смутное чувство. Какой-то червячок шевелился в душе. Нет, не разочарования. Скорее, очарования, но не женой, а ее сестрой. Надин своим буйством буквально взорвала семейный праздник. Генри отгонял мысли об этом, уговаривал себя, что сделал свой выбор и пора перестать видеть в других женщинах их возможные прелести.

Лучший способ избавиться и от разочарования, и от очарования – это хорошая долгая прогулка вдоль пустынного зимнего пляжа, в конце которого стоит дом старой надежной подруги.

Генри решил сделать Дороти сюрприз и прийти без звонка, но с подарком: небольшой золотой фигуркой верблюда – типичным ближневосточным сувениром.

Нахлобучив красную шапку Санта-Клауса, засунув руки глубоко в карманы, он уверенно шагал вдоль морской кромки к дому подруги. Песок вперемешку с ледяной крошкой звонко хрустел под тяжелыми армейскими ботинками.

– Какая приятная неожиданность, – сказала Дороти, открыв дверь и подставляя щеку для поцелуя.

Генри протянул бархатный мешочек с подарком:

– С Рождеством!

– И тебя тоже. Извини, не знала, что ты приедешь. Думала, ты в Лондоне.

Он вошел в дом. В гостиной у камина стояла корзина-колыбелька.

– О, у вас гости? – удивился он. – Сестра приехала? Твой новый племянник?

Изображая интерес, Генри наклонился над ребенком.

– Нет. Не гость и не племянник, а будущий наследник этого дома.

Она достала из корзины крошечный сверток. Из белизны оборок выглянуло розовое личико. Еще не сфокусированные серые глазки смотрели на незнакомого мужчину. Ребенок скривился: то ли улыбнулся, то ли вот-вот заплачет.

– Познакомься, Мартин, это твой папа.

Генри застыл.

– Дороти, я дурак. Какой же я дурак! – Горло сдавило. Он беззвучно шептал: – Я все исправлю. Обещаю! Я буду ему настоящим отцом. Вот только вернусь с войны – и обязательно буду.

– Боже мой, Генри, от твоих выходок голова идет кругом. Какая еще война?

– Ничего глобального. Не волнуйся. – Он протянул руки к ребенку. – Дай подержать.

– На. – Дороти с готовностью передала малыша. – Что за война? Какая? Где? Почему я ничего не знаю? – И, как бы отвечая своим мыслям, добавила: – Если честно, то мне и не до того было.

– И правильно. Моя война – это просто работа: съемки, съемки и съемки. А учитывая, что кувейтский пейзаж смертельно однообразен, то единственное развлечение – это наблюдать за тем, как одни люди убивают других… Шучу.

– Да уж, юмор у тебя стал вполне армейским. – Дороти покачала головой.

* * *

Верхняя ступенька лестницы, ведущей на террасу, плохо прибита. Она качается и скрипит. Но Дороти и не ожидала скрипа. Она услышала шаги мужа еще тогда, когда он был внизу. Даже не шаги, а тяжелое дыхание больного человека.

– Что ты там так долго возился? Тебе же надо есть строго по часам! Вот, все уже остыло.

– Не ворчи. – Отодвигая стул, он положил руку ей на плечо. Тяжело сел. Рука соскользнула вниз, и он слегка похлопал жену по спине. – Ты что-то последнее время на себя не похожа.

– Будешь тут сама не своя. Я очень волнуюсь по поводу того, что происходит дома. Может, мне все-таки слетать? Посмотреть на ситуацию своими глазами.

– Ни в коем случае. Чем больше мы станем проявлять интереса, тем больше у полиции будет подозрений, что мы как-то причастны ко всему этому.

– А мы причастны? – Она смотрела на него серьезным долгим взглядом.

– Я – нет. А уж ты – тем более.

Его лицо оставалось абсолютно спокойным.

– И все-таки я до сих пор не могу понять: зачем ты привез эту свою Анну?

– Дороти, не начинай. Мы же договорились обо всем еще тридцать три года назад. Мне ее жалко стало. Она была совсем одна. Я дал ей семью. И потом, она же нам не мешала. Ты что? До сих пор ревнуешь?

– Вот только за дуру-то меня не держи. К чему там было ревновать? Да и ты прекрасно справлялся с двумя семьями. И Мартину хорошим отцом был, и Эйлин.

– Так в чем же проблема?

– В том, что с нее все и началось. Все проблемы в Клиф-Хаусе начались с приездом этой блаженной. И продолжаются до сих пор.

– Не говори глупостей. Уж кто-кто, а она к этим скелетам никакого отношения не имеет. – Он убрал руку с ее спины и придвинул стул ближе к столу.

– Ты в этом уверен? – Дороти налила кофе в большую кружку, добавила молока, размешала и придвинула ее к мужу. – Твои слова да Богу в уши.

Глава 18

Люк Маккензи и Билл Смит

Все утро Эйлин чувствовала себя ученицей третьего класса, которой задали проект «Генеалогическое древо». На большом листе ватмана она даже нарисовала его. Получилось довольно живописно. С помощью трафаретной линейки на другом листе Эйлин начертила овалы и аккуратно вырезала их маникюрными ножницами. На каждой веточке нарисовала гнезда. Гнезда получились не очень, но не в них же смысл. Смысл в тех яйцах, которые по ним разложены. Ей вдруг, как тогда, двадцать лет назад, очень хотелось, чтобы ее проект получил первый приз, но тогда рядом была Габби. Она помогала, как только умеют помогать бабушки. Дала внучке какие-то старые фотографии незнакомых людей. Эйлин и тогда с помощью такого же трафарета обвела их лица, вырезала и наклеила на веточки среди желтых и красных листьев.