Плохой для недотроги. Я тебя испорчу - Ая Сашина
— Хорошо, — произношу я с трудом, подбирая слова, словно касаясь опасной грани. — Если это то, что тебе нужно, я скажу… Адама больше не будет в моей жизни.
Смятение в её глазах говорит о том, что она сама не ожидала услышать это откровение.
— Ты действительно это говоришь?
— Да, я… — делаю глубокий вдох, ловя её взгляд. — Клянусь! — вместе с клятвой ощущаю решимость. Хватаю телефон и набираю номер скорой.
Пока идут гудки, смотрю на пустые блистеры.
— Как ты себя чувствуешь? Что ты выпила? Мама… — мой голос срывается. — Ты ведь дождешься скорую?
— Дождусь. Времени прошло не так уж много. К тому же сейчас вызову рвоту. Помоги встать и дойти до туалета, — командует мама.
Вызвав скорую, подхватываю маму под руки, чтобы она смогла встать. Меня трясет от ужаса происходящего, и мир вокруг начинает расплываться в размазанные оттенки.
— И не вздумай сказать врачам, что я напилась таблеток, — вдруг повышает голос мама. Я даже немного пугаюсь. — Скажем, что отравилась несвежим салатом из супермаркета.
— Почему? Нужно же хорошо всё промыть, — пытаюсь противиться, но её решимость вызывает у меня растерянность.
— Ты не понимаешь, — на её лице появляется тень страха. — Если они узнают правду, это будет хуже. Попытка суицида… Нет! Не стоит, чтобы об этом знал кто-то, кроме нас.
Я колеблюсь, невольно глядя на её искажённое страданием лицо. Она явно испытывает страх перед тем, что может произойти, если врачи узнают правду. Но моё сердце разрывается от терзающих мыслей о том, что они спустя рукава выполнят свои обязанности. Да и сама идея обмана кажется отвратительной.
— Мама, мы не можем так рисковать… — начинаю, но её резкий взгляд заставляет меня замолчать.
— Ты снова споришь со мной?
Я стараюсь собрать мысли и, стиснув зубы, отрицательно киваю.
— Нет. Не спорю.
Мы медленно и с трудом доходим до туалета. Каждый шаг, будто преодолеваем длинные дистанции. Чувство безысходности вновь настигает меня, как тёмные облака, готовые обрушиться дождем. Я стараюсь не думать о том, что происходит, сосредоточившись на маме.
Скорая приезжает быстро. Внутри меня все сжимается от тревоги, но я стараюсь сохранять спокойствие. Врач, который входит в комнату, выглядит серьезным. Осмотрев маму и внимательно выслушав её, он быстро принимает решение о госпитализации.
— Нам нужно забрать вас в больницу для дальнейшего наблюдения и лечения, — говорит он уверенно.
— Оставьте меня пока наедине с дочерью. Мне нужно переодеться.
Когда мы остаемся наедине, мама окидывает меня пристальным взглядом.
— Ты виновата! — обрушивает на меня оглушительную правду. — Пока меня не будет… Вымаливай у Бога прощение.
Глава 43
Адам
2 октября, четверг
Квартира не заперта. Обнаруживаю это, когда, потеряв надежду на то, что мне откроют после очередной противной трели звонка, упираюсь в дверное полотно ладонью и несколько раз в отчаянии бью по нему. Дверь от этих прикосновений открывается.
Сердце сжимается от неясной тревоги. Уверенно ступаю внутрь. Помню, что монашка миллион раз просила не попадаться на глаза её матери, но мне на это насрать. Ангелина сама спровоцировала это. Я звонил ей несколько десятков раз. Больше терпения ждать, когда она объявится, нет.
— Эй… — осматриваюсь в поисках либо самой девушки, либо её матери. Кстати, пора уже познакомиться с этим монстром в женском обличье.
Пустота. Тишина. Мне всё больше не нравится это.
Прохожу дальше. Заглядываю в первую попавшуюся по пути комнату. Это спальня тихони, без сомнений. Я повсюду вижу её вещи. Везде идеальный порядок.
— Ангел…
Снова тишина. Неосознанно затаив дыхание, иду дальше. Еще одна дверь. Открываю её. От увиденного темнеет в глазах, а внутри что-то обрывается.
— Ангел…
Слышу свой скрипучий голос и не узнаю. Будто каркает ворон. Старый, больной.
— Ангел… Какого хера? — обвожу безумным взглядом комнату, ощущая, как витающие здесь беспросветность и отчаяние впиваются в кожу, вспарывают вены, отравляя и без того ядовитую кровь.
Иконы. Они повсюду. Из каждого угла на меня смотрят упрекающие взгляды каких-то святош. В душе не ебу, кто это, но проникаюсь. Хочется сорвать всё это со стен. Эти сраные художества мешают дышать, давят многотонным весом. Неосознанно вжимаю голову в плечи, группируюсь, словно опасность реальна.
— Ангел… — повторяю громче. Подхожу к девушке, которая, не обращая на меня внимания, продолжает молиться, судя по всему. Пытаюсь поднять её с колен, встряхиваю. Она словно кукла. Ощущаю липкий страх. По спине сбегает капля пота. Сука… Или это просто жарко от горящих перед каждой иконой свечей? Хочется свалить отсюда. Но не смогу оставить тихоню. УЖЕ не смогу.
— Поднимайся, — приказываю, обхватывая девчонку за талию. Выругавшись в очередной раз, приподнимаю. Она ведь легкая. В ней и пятидесяти килограммов нету. Какого черта я не могу сдвинуть её с места?
Ангелина наконец перестает сопротивляться. Поднимает голову. Смотрит на меня, словно приходя в себя после долгого сна. Удивляется тому, что я здесь.
Мне удается посадить её на стоящий неподалеку стул. Опускаю глаза ниже, ощупывая взглядом хрупкое тело. Что с монашкой творится? Какая-то нездоровая хуйня… Резко перехватывает дыхание. Твою ж мать! На острых коленках прилипшая крупа.
— Что это? — дрожащими пальцами отковыриваю крупицы от покореженной, видимо, за несколько часов стояния на коленях кожи.
— Уходи… — тихоня неожиданно улыбается. — Я всё знаю… А́дам… Поздравляю! Ты выиграл спор… Как всегда, лучший… Я горжусь тобой! Милый… — лаская, невесомо проводит ладошкой по моей щеке, а затем, словно захлопнув дверь в своё сердце, резко опускает руку и пытается подняться. Только ноги не держат её.
Подхватываю, не давая упасть. Прижимаю к себе.
«Я всё знаю»… Что она знает???
— Ты о чем? — против воли повышаю голос. Какого-то хера становится еще более тошно. Что монашка несёт? Что за нахуй здесь творится??? Охватывает бешенство.
— Я посмотрела видео… — ее голос тише шелеста ветра.
Сердце дубасит в грудине, разбрасывая боль в каждую клетку. Сука… Порву, когда узнаю, кто именно записал тот ебучий видос. А заодно и того, кто показал его Ангелине. Хотя… Селицкий показал. Кто же еще? Урод! Ему
