Донна Тартт - Маленький друг

– У тебя метина на лице, брат.

– И что с того?

Юджин и сам знал, что у него на лице уродливый красный шрам от ожога, ему лишние напоминания были не нужны.

– Не свидетельство ли это знамения?

– Несчастный случай, – отрезал Юджин.

Обожгли его смесью щелока и “Криско”, на тюремном жаргоне – мазь “Холодок”. Мерзкий маленький ловчила по имени Вимс – из Касциллы, штат Миссисипи, нападение при отягчающих – прыснул ему этой смесью в лицо, когда они с ним не поделили пачку сигарет. И как раз когда он оправлялся от ожога, ему во тьме ночной явился Господь, который сообщил Юджину, какое ему в мире уготовано предназначение; из лазарета Юджин вышел прозревшим, намереваясь простить обидчика, но Вимса уже не было в живых. Еще один недовольный заключенный перерезал Вимсу глотку лезвием, впаянным в зубную щетку, и этот случай только укрепил веру новообращенного Юджина в грозные жернова Провидения.

– Всякий, кто любит Его, – сказал Лойал, – мечен Им.

Он вытянул испещренные шрамами и укусами руки. Один палец был весь в черных метинах, кончик – уродливо раздут, от другого остался только коротенький обрубок.

– В этом весь смысл, – сказал Лойал. – Надобно хотеть умереть за Него, так же как Он хотел умереть за нас. И когда мы берем ядовитую змею и служим ею во имя Его, мы тем самым доказываем нашу к Нему любовь, так же как и Он доказал, что любит нас с тобой.

Юджин смягчился. Видно же, что малый говорит искренне – не трюкачествует, а поступает по вере своей, жертвует жизнью во имя Христа, как древние мученики. Вдруг кто-то постучался в дверь – торопливый, развязный перестук – тюк, тюк, тюк.

Юджин дернул головой, глянул на гостя, отвел взгляд. Пару секунд стояла полная тишина, в которой слышались только их дыхание и сухой, потрескивающий шорох в ящиках – отвратительный звук и такой тихий, что Юджин расслышал его только сейчас.

Тюк, тюк, тюк, тюк, тюк. И снова стук – жеманный, самодовольный – небось, Рой Дайал, кто ж еще. За жилье Юджин платил в срок, но Дайала, домовладельца от Бога, так и тянуло сунуть куда-нибудь нос – и потому он частенько, под тем или иным предлогом, заявлялся сюда пошпионить.

Младший Риз коснулся руки Юджина.

– Шериф округа Франклин выписал ордер на мой арест, – прошептал он Юджину на ухо. Изо рта у него пахло сеном. – Отца и еще пятерых человек там прошлой ночью арестовали за нарушение общественного порядка.

Юджин вскинул руку – успокойся, мол, но тут мистер Дайал яростно задергал ручку.

– Эй? Дома есть кто?

Тюк, тюк, тюк, тюк, тюк. Снова тишина, и тут Юджин с ужасом услышал, как в замке тихонько заскрежетал ключ.

Он метнулся в прихожую и увидел, что цепочка на замке перегородила открывшуюся дверь.

– Юджин, – ручка снова задергалась. – Дома есть кто?

– Ээээ, простите, мистер Дайал, я сейчас немножко занят, – вежливым, бодрым голосом крикнул Юджин: так он разговаривал с приставами и полицейскими.

– Юджин! Здорово, приятель! Слушай, я все прекрасно понимаю, но все-таки можно тебя на пару слов? – В щель между косяком и дверью просунулся носок черного ботинка в дырочку. – Оки-до-ки? На секундочку?

Юджин подкрался к двери, прислушался.

– Ээээ, чем могу помочь?

– Юджин, – он снова затеребил ручку, – всего одна секундочка, и я больше не буду тебя беспокоить.

Вот уж кому надо по домам с проповедями ходить, уныло подумал Юджин. Он утер рот тыльной стороной ладони и, изо всех сил стараясь говорить бойко и приветливо, сказал:

– Ммм, простите, что я так с вами, мистер Дайал, но сейчас я и впрямь занят! У меня как раз урок, мы изучаем Библию.

Пауза, и снова голос мистера Дайала:

– Ну ладно. Но, Юджин, до пяти вечера мусор к обочине выставлять нельзя. Если меня оштрафуют, ты будешь отвечать.

– Мистер Дайал, – Юджин уставился на морозильник “Мини-иглу”, стоявший на полу в кухне. – Не хотел вам говорить, но уж знайте любезно, что этот мусор – мормонский.

– Чей он, меня не волнует. Санитарное управление запрещает выставлять мусор до пяти.

Юджин поглядел на часы. Без пяти пять, баптист ты чертов.

– Хорошо. Я уж разберусь тогда.

– Спасибо! Буду тебе очень признателен, Юджин, если мы с тобой это уладим. Кстати, Джимми Дейл Рэтлифф – твой брат?

Юджин помолчал, затем настороженно откликнулся:

– Троюродный.

– Я что-то никак не могу раздобыть их номер телефона. Не подскажешь?

– У Джимми Дейла, у них дома нет телефона.

– Тогда, Юджин, если увидишь его, передай, пожалуйста, чтоб он заглянул ко мне в контору. Мне бы ему надо сказать пару слов, по поводу выплат за его автомобиль.

Наступило молчание, и Юджин припомнил, как Иисус опрокинул столы менял и выгнал из храма всех торговцев. Они торговали скотом, волами – тогдашними грузовиками и машинами.

– Договорились?

– Непременно передам, мистер Дайал.

Юджин слушал, как мистер Дайал спускается вниз по лестнице – шагал он поначалу медленно, на полпути даже приостановился, но потом затопал побыстрее. Юджин прокрался к окну. Мистер Дайал не сразу сел в машину (“шевроле-импала” с дилерскими номерами), а еще какое-то время торчал во дворе, но Юджину было не видно, что он там делает – наверное, оглядывал пикап Лойала, тоже “шевроле”, а может быть, стукнулся к бедным мормонам, которых он вечно подначивал – то процитирует какую-нибудь обидную цитату из Писания, то примется допрашивать, что они, мол, думают о жизни после смерти, и тому подобное.

Только когда “импала” завелась (довольно лениво и неохотно – для такой новенькой-то машины), Юджин вернулся к своему гостю и увидел, что тот опустился и напряженно, дрожа всем телом, молится, уткнув кулаки в глаза, будто набожный спортсмен перед футбольным матчем.

Юджину стало неловко, тревожить гостя ему не хотелось, но и молиться с ним вместе – тоже. Он тихонько вернулся в переднюю комнату и вытащил из “Мини-иглу” тепловатый, запотевший круг сухого желтого сыра, о котором он только и думал с самого утра, когда он его купил, и складным ножом жадно отхватил от него большой кусок. Он сжевал его без крекеров, сгорбившись, повернувшись спиной к гостиной, где его гость по-прежнему молился, стоя на коленях среди ящиков динамита, – Юджин ел и размышлял о том, почему ему раньше в голову не приходило, что неплохо бы сюда занавески повесить. Раньше вроде бы в этом нужды не было, этаж-то второй, да и хоть двор у них лысый, зато соседские деревья загораживали соседские же окна. Но все равно, сейчас, пока у него тут змеи, немножко уединения не помешает.

Ида Рью заглянула в спальню Гарриет, держа в руках охапку свежевыглаженных полотенец.

– Ты там в книжке ничего не режешь, нет? – спросила она, заметив ножницы на коврике.

– Нет, мэм, – ответила Гарриет.

Сквозь открытое окно в комнату доносилось еле слышное жужжание электропил: деревья валили одно за другим. В баптистской церкви только и думали о том, как бы расширить территорию: новые комнаты для отдыха, новая парковка, новый молодежный центр. Скоро в этом квартале ни одного дерева не останется.

– Смотри мне, чтоб я этого не видела.

– Слушаюсь, мэм.

– А чего тогда ножницы вытащила? – Ида воинственно кивнула в сторону ножниц. – Ну-ка убери, – сказала она. – Сию же минуту.

Гарриет послушно встала, сунула ножницы в ящик письменного стола, задвинула ящик. Ида фыркнула и потопала дальше. Гарриет уселась на кровать, подождала и, как только шаги Иды стихли, снова открыла ящик и вытащила ножницы.

У Гарриет было семь школьных альбомов Александрийской академии, с первого по седьмой класс. Пембертон закончил школу два года назад. Она перелистывала страницы с фотографиями старшеклассников и внимательно изучала каждую. Пембертон был повсюду: на групповых снимках школьных сборных по гольфу и теннису; в читальном зале – на нем клетчатые штаны – он сидит, развалившись за столом; а вот он в смокинге стоит в толпе выпускников на фоне серебристого задника, увешанного белыми флажками. Лоб у него блестит, лицо пылает счастливым, жарким румянцем – похоже, он пьян. Диана Ливитт – старшая сестра Лизы Ливитт – держит его под руку затянутой в перчатку ручкой и улыбается, правда, несколько оторопело, потому что Энжи Стен-хоуп, а не ее только что провозгласили королевой школы.

А вот портретные фото всех выпускников. Смокинги, прыщи, жемчуга. Деревенские девчонки с лошадиными челюстями кажутся еще нелепее в студийных накидках. Звездочку Энжи Стенхоуп, которая в тот год победила во всех на свете конкурсах и сразу после школы выскочила замуж, Гарриет недавно видела в продуктовом – она одрябла, поблекла и раздалась в талии. Но Дэнни Рэтлиффа нигде не было видно. Он провалил экзамены? Бросил школу? Она перевернула страницу – теперь пошли детские фотографии выпускников (Диана Ливитт прижала к уху пластмассовую трубку игрушечного телефона, насупленный Пем в мокром подгузнике шлепает по надувному бассейну) – и вздрогнула, наткнувшись на фото своего умершего брата.