Донна Тартт - Маленький друг

От этих мыслей Гарриет – которая так и шла, мрачно глядя себе под ноги, – отвлекло какое-то бульканье. Слабоумный бедняга Кертис Рэтлифф, который каждое лето без устали слонялся по Александрии, поливая кошек и машины из водяного пистолета, шлепал по дороге прямо ей навстречу. Увидев, что она его заметила, Кертис разулыбался всем своим плоским лицом.

– Гарт! – он замахал ей обеими руками, от усилий виляя всем телом, а потом принялся усердно прыгать, плотно сжав ноги, как будто пытался затоптать костер. – Как деа? Как деа?

– Привет, аллигатор! – сказала Гарриет, чтобы сделать ему приятное. Довольно долгое время для Кертиса вокруг все и вся было аллигатором: учителя, ботинки, школьный автобус.

– Как деа? Как деа, Гарт? – пока ему не ответишь, так и будет спрашивать.

– Спасибо, Кертис. Дела мои идут хорошо.

Глухим Кертис не был, но со слухом у него были проблемы, поэтому говорить нужно было погромче.

Кертис заулыбался еще шире. Своей толстенькой фигуркой и милой, глуповатой, детской манерой общаться он напоминал мистера Крота из “Ветра в ивах”.

– Люблю пирог, – сказал он.

– Кертис, ты бы не стоял посреди дороги.

Кертис застыл на месте, зажав рот рукой.

– Уй, ой! – вскрикнул он, и потом повторил: – Уй, ой!

Он зайчиком пропрыгал через дорогу и, снова сжав ноги, будто прыгая через канаву, перемахнул бордюр и приземлился прямо перед ней.

– Уй, ой! – снова сказал он и заколыхался от смеха, закрыв лицо руками.

– Извини, но ты мешаешь мне пройти, – сказала Гарриет.

Кертис растопырил пальцы, глянул сквозь них на Гарриет. Он улыбался так широко, что его крохотные темные глазки превратились в щелочки.

– Змеи жалят, – вдруг сказал он.

Гарриет растерялась. Из-за проблем со слухом Кертис и говорил нечетко. Конечно же, она его плохо расслышала, конечно же, он сказал что-то другое: мне жаль? Я сбежал? Мне дай?

Но она не успела его ни о чем спросить: Кертис шумно, деловито вздохнул и засунул водяной пистолет за ремень своих новеньких, еще не разношенных джинсов. Ухватил Гарриет за руку, поболтал ее ладонь в своей огромной, рыхлой и потной ручище.

– Жалят! – бодро сказал он.

Он ткнул пальцем в себя, потом – в дом напротив, развернулся и вприпрыжку помчался дальше, а Гарриет, моргая и кутаясь в полотенце, с тревогой глядела ему вслед.

Гарриет, конечно, было невдомек, но всего в каких-нибудь тридцати футах от нее, в съемной квартире на втором этаже деревянного дома, который, как и несколько других таких же домов под съем, принадлежал Рою Дайалу, разговор тоже шел о ядовитых змеях.

Ничего особенного дом из себя не представлял: белый, в два этажа, сбоку пристроена реечная лестница, чтобы на второй этаж тоже можно было попасть с улицы. Лестницу построил мистер Дайал, он же перегородил лестницу внутри дома, разделив его на две отдельные съемные квартиры. До того как мистер Дайал купил дом и раскроил его на квартиры, здесь жила старушка-баптистка по имени Энни Мэри Элфорд, которая до выхода на пенсию работала бухгалтером на лесопилке. Как-то раз, дождливым воскресным днем, она упала на парковке перед церковью и сломала бедро, и тогда любезнейший мистер Дайал расстарался на славу (он, будучи бизнесменом во Христе, проявлял большой интерес к пожилым и немощным людям, особенно если у них водились деньги и отсутствовали заботливые родственники): мистер Дайал каждый день навещал мисс Энни Мэри, приносил ей баночки с супом, духоподъемную литературу и свежие фрукты, вывозил на загородные прогулки и предлагал – как абсолютно незаинтересованное лицо – стать ее душеприказчиком и поверенным во всех делах.

Всю добычу мистер Дайал прилежно размещал на переполненных счетах Первой баптистской церкви и поэтому методы свои считал вполне оправданными. В конце концов, разве не привносил он в их пресные жизни толику христианского сострадания, облегчения? И случалось, что “дамочек”, как звал их мистер Дайал, дружеское его участие до того облегчало, что они сразу отписывали ему все имущество. Но вот мисс Энни Мэри, которая все-таки сорок пять лет проработала бухгалтером, была недоверчива и по характеру, и по долгу службы, и поэтому, когда она умерла, мистер Дайал с ужасом узнал, что мисс Энни Мэри поступила, с его точки зрения, весьма вероломно: у него за спиной вызвонила юриста из Мемфиса и составила завещание, которое полностью отменяло подписанный ими неформальный контрактик – подписать контрактик ее надоумил мистер Дайал, пока мисс Энни Мэри лежала в больнице, а он сидел подле ее кровати и похлопывал ее по руке.

Может быть, мистер Дайал и не стал бы покупать этот дом после смерти мисс Энни Мэри (его, кстати, и продавали недешево), да только пока она умирала, он уже привык считать его своим. Он сделал из дома две квартиры, вырубил во дворе все розовые кусты и пекановые деревья (чтоб не тратить деньги на уход и подрезку) и почти сразу сдал первый этаж двум миссионерам-мормонам. С тех пор уже лет десять прошло, а мормоны так и жили там, несмотря на то что их миссия с треском провалилась и ни один житель Александрии так и не поверил в их ютского Иисуса-многоженца.

Они верили в то, что все не-мормоны попадут к чертям в ад (“То-то вам там наверху будет одиноко!” – хихикал мистер Дайал, когда первого числа каждого месяца приходил за арендной платой, любил он вот так над ними подшучивать). Но мормоны были ребята приличные, вежливые, и если их не раззадоривать, то они и слово “черт” сказать стеснялись. Еще они не употребляли алкоголя, не курили и не жевали табака, вовремя платили по счетам. А вот с квартирой на втором этаже дела обстояли не так хорошо. Мистер Дайал пожадничал и вторую кухню устанавливать не стал, поэтому сбыть эту квартиру с рук было невозможно – ну, не сдавать же ее неграм. За десять лет верхний этаж был и фотостудией, и штаб-квартирой герлскаутов, и детским садом, и лавкой, торговавшей наградной атрибутикой, и пристанищем для огромного восточноевропейского семейства – мистер Дайал и оглянуться не успел, как они перевезли туда всех родственников и друзей и своей электроплиткой чуть дом не спалили.

В этой-то квартире и стоял теперь Юджин Рэтлифф – после случая с электроплиткой обои и линолеум в гостиной были в жутких подпалинах. Он то и дело нервно проводил рукой по волосам (их он густо мазал бриолином и зачесывал назад, в духе давно ушедшей гангстерской моды его юности) и наблюдал за своим слабоумным младшим братцем – тот только что отсюда вышел и теперь под окнами приставал к какой-то темноволосой девчонке. Позади него стояли штук десять ящиков из-под динамита, набитых ядовитыми змеями: там были и всевозможные гремучие змеи – полосатые, ковровые, тростниковые, и щитомордники с медноголовками, и даже – в отдельном ящике – королевская кобра, прямиком из Индии.

На стене, закрывая выжженный кусок обоев, висела намалеванная от руки табличка, которую сам Юджин и написал – раньше она висела во дворе, но мистер Дайал потребовал ее оттуда убрать:

С Божьей помощью насадим и укрепим Протестантское Вероисповедание и постоим за наши гражданские права. Господа Бутлегер, Наркодилер, Игрок, Коммунист и Прелюбодей и все прочие мистеры Преступники: Иисус следит за вами, тысячей глаз Он следит за вами. Отрекитесь от своих занятий, пока не предстали пред великим Его судом. (Кримлянам, 7:4). Сей Пастырь ратует за праведное житье и неприкосновенность наших домов.

Под этой надписью была наклеена картинка с американским флагом, и ниже было приписано:

Евреи и их присные, которые суть Антихрист, украли всю нашу нефть и все наше имущество. (Откровения, 18:3. Откровения, 18:11–15.) Иисус наведет порядок. (Откровения, 19:17).

К окну подошел и гость Юджина – жилистый лопоухий молодчик лет двадцати трех – двадцати четырех, с выпученными глазами и вертлявой провинциальной походкой. Он старательно набриолинил свои короткие непослушные вихры, но они все равно торчали во все стороны.

– Ради таких невинных душ Христос и проливал кровь, – сказал он.

Он скалился в блаженной улыбке фанатика, излучая не то надежду, не то придурь – смотря как поглядеть, конечно.

– Слава Господу, – механически отозвался Юджин.

Ядовитые, неядовитые – Юджину все змеи не нравились, но отчего-то он был уверен, что у этих, в ящиках у него за спиной, или яд выдоен, или они еще как-то обезврежены, иначе как тогда все эти проповедники с Аппалачей – такие вот, как его гость – целуют гремучих змей прямо в морды, засовывают их себе под рубашки, швыряют их туда-сюда в этих жестяных сарайках, которые служат им церквями – а ведь, говорят, именно это они и делают. Сам Юджин ни разу не видел церковной службы со змеями (даже для гористого шахтерского Кентукки, откуда прибыл его гость, это было в диковинку). Однако он частенько видел, как люди в церкви начинали нести что-то невообразимое, хлопались навзничь, заходились в конвульсиях. Он видел, как бесов изгоняли одним шлепком по лбу одержимого и нечистый дух исходил сгустками кровавой слюны. Он был свидетелем тому, как после наложения рук слепой прозрел и паралитик встал на ноги; как-то раз на службе у пятидесятников близ Пикенса, штат Миссисипи, он видел, как чернокожий проповедник по имени Сесил Дейл Макаллистер заставил толстуху в зеленом спортивном костюме восстать из мертвых.