Донна Тартт - Маленький друг

Как это все-таки трагично, думала она. Какие-то избалованные юные янки знай себе скачут в отеле “Плаза”, а ее славный маленький племянник, которому они и в подметки не годятся, лежит в могиле. Даже дотронуться до девушки Робину не дали. Аделаида с признательностью вспомнила все три своих пылких брака, все поцелуи в темных уголках, которые были в ее прожитой на всю катушку юности.

– Я хотела спросить, вдруг ты знаешь, кто мог…

– Он бы, дорогая, сердца разбивал только так. Да в Ол Мисс[7] все малютки из “Хи Омеги” и “Три Дельты”[8] передрались бы между собой за право пойти с ним на гринвудский бал дебютанток. Хотя, как по мне, эти балы – такая глупость, сплошные бойкоты, все дружат друг против друга, и мелочные.

Тук, тук, тук: чья-то тень за дверью-сеткой.

– Адди?

– Кто там? – вскинулась Аделаида. – Эдит?

– Дорогая! – В гостиную, выпучив глаза, ворвалась Тэттикорум и, даже не взглянув в сторону Гарриет, швырнула в кресло сумку из лакированной кожи. – Дорогая, подумать только, этот проходимец Рой Дайал, ну который из “Шевроле”, за эту поездку в Чарльстон заломил по шестьдесят долларов с каждой дамы из нашего кружка! За поездку на этой школьной развалюхе!

– Шестьдесят долларов? – взвизгнула Аделаида. – Но он же говорил, что одолжит нам автобус. Говорил – бесплатно.

– Так он и говорит, автобус – бесплатный. А шестьдесят долларов – это за бензин!

– Да тут бензина хватит доехать до Китая и обратно!

– В общем, Юджиния Монмаут собирается позвонить священнику и пожаловаться, – Аделаида закатила глаза. – Но мне кажется, звонить должна Эдит.

– Уж, думаю, она сразу позвонит, как только узнает. Знаешь, что Эмма Карадайн сказала? “Он так и ищет, где бы поживиться”.

– Это уж точно. И как ему только не стыдно?! Ведь и у Юджинии, и у Лайзы, и у Сьюзи Ли – да у многих – кроме пенсии ничего и нет…

– Ну или сказал бы он, десять долларов. Десять долларов – это еще можно понять.

– А Рой Дайал у нас ведь такой весь из себя праведник. Шестьдесят долларов?! – воскликнула Аделаида. Она взяла с телефонного столика карандаш и записную книжку, принялась считать. – Боже правый, тут без атласа не обойтись, – сказала она. – Сколько дам в автобусе?

– Двадцать пять, по-моему, если учесть, что миссис Тейлор ехать отказалась, а бедная старенькая миссис Ньюман упала и шейку бедра сломала. Привет, Гарриет, моя сладкая! – Тэт нагнулась и чмокнула Гарриет в щеку. – Бабушка тебе уже сказала? Наш церковный дамский кружок едет на экскурсию. “Исторические поместья Южной и Северной Каролины”. Жду не дождусь!

– Уж не знаю, хочу ли я теперь ехать, если придется платить такие деньжищи Рою Дайалу.

– Постыдился бы. Ну правда ведь. Выстроил себе на Дубовой Лужайке огромный новый дом, а машин у него сколько – новехоньких – и еще дома на колесах, и катера, и столько всего.

– Я хочу спросить у вас кое-что! – в отчаянии крикнула Гарриет. – Что-то очень важное. Про смерть Робина.

Адди и Тэт разом замолчали. Аделаида подняла голову от дорожного атласа. Их внезапное спокойствие так и охолонуло Гарриет, и ей вдруг стало страшно.

– Вы же были в доме, когда все случилось, – тишина сделалась неуютной, и Гарриет зачастила, – неужели вы ничего не слышали?

Старые дамы переглянулись – обменялись мимолетным понимающим взглядом, как будто без единого слова о чем-то условились. Затем Тэтти глубоко вздохнула и сказала:

– Нет. Никто ничего не слышал. И знаешь, что мне кажется? – перебила она Гарриет, которая пыталась спросить еще что-то. – Мне кажется, что не стоит приставать к людям с этими разговорами.

– Но я…

– Ты ведь матери с бабушкой этим не докучала, правда?

Аделаида холодно заметила:

– Вот и я думаю, что это не лучшая тема для разговоров. Да и сказать по правде, – сказала она, не слушая возражений Гарриет, – думаю, тебе, Гарриет, уже давно пора домой.

Хили сидел на кустистом берегу реки – по лицу у него катился пот, солнце било прямо в глаза – и глядел, как подрагивает в мутной воде красно-белый поплавок его тростниковой удочки. Он выпустил всех червяков, думал, ему станет повеселее, если он разом вытряхнет их на землю, большим мерзким узлом, а потом посмотрит, как они станут расползаться во все стороны, ввинчиваться в землю, все такое. Но черви так и не поняли, что их выпустили из ведра и, распутавшись, стали тихонько извиваться у его ног. Вот тоска-то. Хили снял червяка с кеда, оглядел его рубчатое, как у мумии, брюшко и зашвырнул в воду.

В школе была куча девчонок покрасивее Гарриет, да и подобрее. Но таких умных, таких храбрых не было ни одной. Сколько же она всего умеет, с грустью думал он. Она могла подделать любой почерк – даже почерк учителя, записки от родителей в школу сочиняла так, будто их и впрямь писали взрослые, умела делать бомбы из уксуса и соды, умела говорить разными голосами по телефону. Она обожала пускать фейерверки, не то что другие девчонки, которые к петарде и близко не подойдут. Во втором классе ее выгнали с уроков за то, что она обманом уговорила одного мальчишку съесть ложку кайенского перца, а два года назад она всю школу довела до истерики, сказав, что мрачная старая столовка в подвале – это врата в ад. Если выключить свет, на стене проступит лик Сатаны. Туда, хихикая, отправилась группка девчонок, они выключили свет – и как прыснут оттуда с дикими воплями. Школьники стали притворяться больными, стали отпрашиваться и ходить обедать домой, в общем, делали все, лишь бы не ходить в столовку. Напряжение все нарастало, и наконец миссис Майли собрала учеников, вместе с закаленной старухой миссис Кеннеди, учительницей шестых классов, отвела всех в пустую столовку (девочки впереди, мальчишки толпятся сзади) и выключила свет.

– Видите? – презрительно спросила она. – Понимаете теперь, до чего глупо вы себя вели?

Из задних рядов послышался тихий унылый голосок Гарриет, который отчего-то прозвучал внушительнее учительского бахвальства:

– Он там. Я его вижу.

– Смотрите! – крикнул какой-то маленький мальчик. – Видите?

Вскрики, за ними – истерический вой. Потому что и впрямь, как только глаза привыкали к темноте, в верхнем левом углу комнаты проступало жутковатое зеленое сияние, которое, если присмотреться, было очень похоже на злобное лицо с раскосыми глазами и шейным платком, скрывающим нижнюю часть лица.

Заваруха, которая началась из-за Черта в Столовке (родители названивали в школу и требовали встречи с директором, от проповедников тоже было не продохнуть – баптисты, евангелисты, череда путаных и воинственных проповедей под названиями “Изыди, Сатана” и “Дьявол в наших школах?”), вся эта заваруха была делом рук Гарриет, плодом ее холодного, расчетливого, безжалостного ума. Гарриет! Она была маленькая, но с другими детьми играла очень свирепо, а если дело доходило до драки, то дралась нечестно. Однажды Фэй Гарднер на нее наябедничала, Гарриет и глазом не моргнула, только отстегнула потихоньку огромную булавку, которая у нее юбку на талии поддерживала. Она целый день поджидала удобного случая, и он подвернулся, когда Фэй протягивала кому-то какие-то бумажки: Гарриет молнией подскочила и вонзила булавку Фэй в руку. Хили еще ни разу не видел, чтоб директор бил девчонку. Три удара тростью. А она ни слезинки не проронила. Ну и что, равнодушно пожала она плечами, когда на пути домой он расточал ей похвалы.

Что же такого сделать, чтоб она в него влюбилась? Вот бы он мог рассказать ей что-то новое, что-то интересное, какой-нибудь важный секрет или интересный факт, чтобы она разом впечатлилась. Или пусть бы она оказалась в горящем доме, или пусть бы за ней гнались грабители, а он бы тогда вмешался и геройски ее спас.

На эту богом забытую речушку, такую мелкую, что у нее и названия-то никакого не было, Хили приехал на велосипеде. Ниже по течению рыбачили какие-то чернокожие ребята, по виду – его ровесники, а чуть выше сидели старики-негры в закатанных до икр штанах цвета хаки. Один такой старик – с пенопластовым ведерком, в огромном соломенном сомбреро с вышитой зеленым надписью “Привет из Мексики!” – осторожно приближался к нему.

– Доброго вам дня, – сказал он.

– Здрасте, – настороженно сказал Хили.

– А вы зачем столько хороших червяков на землю высыпали? Хили не знал, что ответить.

– Я на них бензин пролил, – наконец сказал он.

– А им не повредит. Рыба все равно сожрет. Смыть бензин и вся недолга.

– Да ладно, пусть.

– Я вам помогу. Можем вон там их пополоскать, на отмели.

– Если хотите, можете их все себе забрать.

Старик фыркнул, нагнулся и ссыпал червей в ведерко. Хили стало стыдно. Он разглядывал свой крючок, торчавший в воде безо всякой наживки, таскал из целлофанового пакета в кармане вареный арахис, уныло жевал его и притворялся, что ничего не видит.