Черное ожерелье - Шерхан Муртазаев

— Я же говорил, Данаев! Я предупреждал! Ну, доволен теперь? Чего сидишь? Иди же посмотри на свое дело! Насладись!!

«Злорадствует, собака, — равнодушно отметил Нариман. — Не за дело болеет, а рад моему провалу. Вот накинулся, разорвать готов».

Но лицо его было спокойно, и это вывело Аманкула из себя.

— Вы что?! Уж не сошли ли здесь с ума? Устроили гром на весь свет и радуетесь этому?

Говорят, когда упал кулан в колодец, то на ухо ему прыгнула лягушка. Земля сильно дрогнула, сильнее, чем надо было. Что же случилось? Расчеты?

— Что там произошло, Аманкул?

У того глаза на лоб полезли.

— Что… что произошло? Карьер весь вверх тормашками полетел! Железную дорогу засыпало! Экскаваторы завалило! Подстанция полетела к чертовой матери! Мало вам этого? Ну, я вижу, вы от инфаркта не умрете! Идите же посмотрите!

— Люди… как?

— Люди целы, чего им сделается? Вот карьер загублен. Положение аховое, главный инженер. Что делать теперь? Я же в самом начале был против. Кто идет знакомой дорогой, тот не споткнется. Кто тих, тот и сыт. Двигались бы старым путем, и быки были бы целы, и арба бы не сломалась.

Нариман остро чувствовал фальшь в поведении Аманкула. Внешне горит он синим пламенем, а внутри холоден, как лед. Представились лицемерные родичи, которые изо всех сил вопят на похоронах: «О-о-о, наш брат! Ро-о-одной!», слюнями мажут сухие глаза, чтобы казались они заплаканными, но выдают их те же глаза, пустые или алчные, любопытные или равнодушные. Вот и этот… Глаза выдают. Можно даже подумать, что крушение карьера не столько огорчает его, сколько радует. Не страдает, а веселится этот человек. Но зачем он слюнявит глаза?

— Все! Довольно! — Нариман резко встал. — Камень тяжел для того места, на которое упал и давит. Я отвечу, не бойтесь. Вы не хотели подписывать акт, прозорливым оказались, провидцем. Ну и радуйтесь! Чего же вы так суетитесь? Вам решительно ничего не грозит. Не бойтесь!

Медленно подошел Нариман к карьеру. Дымились груды наваленной руды. Кисло пахло сгоревшей взрывчаткой. Похоже на извержение вулкана. Карьер перекорежен, перепахан. Странно. Очень странно. Все было точно рассчитано. Взрыв должен был лишь перевернуть руду, оставив ее на месте. Что случилось? Нариман все рассчитал, Женя Антонов перепроверил расчеты. Не мальчишки же они, инженеры. Допустим, Нариман просчитался, Антонов заметил бы и поправил.

К Нариману подошел главный маркшейдер Шамиль Шавкатович, о чем-то печально и сочувствующе сказал и отстал. Что-то горячо объясняет Женя Антонов. Он совсем запыхался, пока добежал до Наримана. Поначалу Нариман, казалось, и вовсе его не заметил. В глазах стоял какой-то туман, появилась резь, и что-то словно склеило ресницы. Ничего не видно. Глаза устали. Ох, устали глаза… Все вокруг чужое, недоброе.

* * *

Аманкул говорил правду — камни засыпали железную дорогу. Завалили и экскаваторы. Подстанция разрушена. Розовокрылые мечты Наримана тоже были засыпаны камнями. Желания остались под обломками.

Самое страшное — железная дорога. Она подчиняется другому ведомству. Железнодорожники подадут в суд, это бесспорно.

— Не может быть! Не может быть! — прорвалось к нему сквозь туман.

Нариман не понял, то ли Женя это сказал, то ли сам он крикнул. Разозлился.

— Почему не может быть? Все может быть! Или ты ослеп?! Не видишь, что ли? — закричал он отчаянно.

Но Антонов твердил свое:

— Наши расчеты были верны. Понимаете? Верны! Этого не должно было быть! Не может этого быть!

— Да замолчи ты, черт бы тебя взял! — заорал Нариман. — Не может, не может… А это что, по-твоему?

Женя замолчал, подавленный и обескураженный.

— Прости меня, Женя, — слабым голосом попросил Нариман.

Тот поднял голову. Не обида была в его глазах, а боль, самая настоящая боль, которая только что прошла через сердце Наримана.

— Не надо так… Ты не виноват ни в чем, не бойся. Тебе ничего не будет. Дубина обрушится на меня. Ты не бойся.

— Нет, Нариман Данаевич, не говорите так. Разве я за себя?.. Вместе будем отвечать, что бы ни случилось. Но дело вовсе не в этом. Произошло что-то непонятное. — Антонов задумчиво прижал очки к переносице.

Появился Аманкул, холодный, как лед. Он уже успокоился.

— Товарищ главный инженер, будет лучше, если вы об этой катастрофе доложите комбинату сами.

Вот как официально. Распорядился.

— Сообщим, товарищ заместитель главного инженера. Обязательно. Но прежде следует разобраться в обстановке, подсчитать ущерб, сделать хотя бы предварительный анализ, не так ли?

— Э-э, чего там еще изучать? Вон все лежит перед вами, как на ладони. Смотри! Смотри, если глаза есть!

Нариман отвернулся от своего заместителя, крепко взял парторга Антонова под руку и повел его к взрывникам. Действительно, что-то было не так. Женя прав. Необходимо разобраться.

7

Никто не мог думать, что бюро будет заседать так долго. Люди разделились на два лагеря, каждая сторона отстаивала свою точку зрения. К единому решению прийти было трудно. Казалось бы, после подробного и делового доклада главного инженера комбината Жараса Хамзина споры должны были бы прекратиться. Но они разгорелись еще сильнее. Материалы, подготовленные комиссией, возглавляемой Жарасом Хамзиным, были очень красноречивы. Докладчик нарисовал перед членами бюро городского комитета партии такую ясную картину, из которой явствовало, что двух мнений быть не может — Данаев преступник. В заключение Хамзин сделал выводы:

— Главный инженер рудника Нартас гражданин Данаев самовольно предпринял «массовый взрыв» и тем нанес производству огромный вред. Даже по предварительным пока подсчетам ущерб, причиненный государству в результате действий Данаева, составляет свыше двух миллионов рублей. Комиссия предлагает: гражданина Данаева с занимаемой должности снять, от работы в комбинате освободить и передать его дело в суд.

— А вы случаем уж не осудили ли Данаева заранее? — со спокойной яростью осведомился Константин Александрович Оника. — Почему «гражданин» Данаев? Почему не «товарищ» Данаев?

— Называть его товарищем у меня язык не поворачивается! — парировал Хамзин со спокойным негодованием.

— Но он же коммунист.

— Пока еще да! — с сознанием своей правоты и принципиальности отрезал Жарас.

— Товарищи, не забывайтесь! Вы не на техсовете комбината, а на заседании бюро горкома партии, — холодно прервал перепалку председатель бюро, первый секретарь городского комитета партии Бурабаев.

Члены бюро сидели вокруг стола, прилегающего к председательскому, а приехавшие из Нартаса — на стульях, расставленных вдоль стен. За столом же сидели и ответственные товарищи. Среди нартасовцев были Нариман, Антонов, Аманкул Ахрапов, Шамиль Яхин и представители железной дороги.

— Я думаю, товарищи, будет правильным выслушать и нартасовцев, прежде чем члены бюро выскажут свои мнения, — сказал Бурабаев, вытирая платком блестящую лысину. — Итак, кто будет говорить? Вы, товарищ Данаев?

Нариман поднялся