Фундамент - Алексей Филиппович Талвир

— Ты, дорогой, всегда думаешь только о собственной выгоде, — ответил Кируш. — А нужно жить для того, чтобы быть полезным людям.

— Разве инженер не заботится о человечестве? Он изобретает машины, которые облегчают труд человека. Или возьми Циолковского. Он хочет построить ракеты, на которых люди полетят на другие планеты. Разве это не благородное дело?

— И все же самое благородное дело на земле — это строительство бесклассового общества.

— Согласен. Но для строительства коммунизма нужны образованные люди! И если говорить о жизни каждой отдельной личности, то все зависит не от того, какой институт окончен, а от того, какую склонность в дальнейшем проявил человек, — ни с того, ни с сего занесло Яндураева. — Окончив полиграфинститут, можно стать управляющим трестом, индустриальный — председателем горсовета, после планово-финансовой академии — лектором.

— Но агроном, какие бы склонности ни проявил — врачом не станет.

— Правильно, врачом может и не стать, но кто возьмет на себя смелость утверждать, что его не изберут депутатом или на какую-нибудь руководящую должность?!

Чигитов, утомленный этим бессмысленным разговором, махнул рукой:

— Я говорю, что дважды два — четыре, а ты — споришь: нет, семью семь — сорок девять.

И встал из-за стола. Но Анатолий еще не выговорился:

— В прошлом веке были Онегины, Печорины, Рудины, — так называемые «лишние люди». Теперь рождается новое сословие, что ли, вечных студентов. Из рабфаков они идут в институты, из институтов — на курсы повышения квалификации, потом — в разные там академии. Всю жизнь учатся. Не знаю как ты, а я им не завидую. После института я сразу же поеду в Чувашию. Первое время поработаю инженером, а там, может быть, и продвинусь по служебной лестнице…

— А я и не подозревал, что ты мечтаешь о карьере руководителя.

— Почему не мечтать? На производстве я уже поработал. Выходец из крестьян, о себе в анкетах пишу — «рабочий». Чем не подхожу? Конечно, в Москве рассчитывать на высокий пост едва ли возможно, а в Чебоксарах, я уверен, добьюсь достойного положения.

Кируш уже собрался было уходить, как в комнату ворвалась запыхавшаяся хозяйка дома. Не стесняясь постороннего человека, Зина бросилась на грудь Анатолия и горько зарыдала.

— Ревизия была. Обнаружили недостачу в триста рублей. Могут отдать под суд, — проговорила она, горько всхлипывая.

Яндураев бросил на друга взгляд, полный мольбы. Кируш его понял и кивнул на дверь. В сенях он вынул из внутреннего кармана пиджака деньги, передал Яндураеву:

— Возьми. Здесь ровно триста. Отдашь, когда сможешь. — И ушел.

Анатолий положил перед Зиной тридцать ассигнаций. Он был уверен, что она, полная признательности, тотчас утешится и бросится ему на шею. Но Зина, потрясенная, безучастная ко всему на свете, продолжала сидеть неподвижно. Казалось, она даже не видела денег, которые должны были ее спасти.

Анатолий, чтобы обратить на себя внимание, опустил ей руку на плечо, как ребенка погладил по спине. Стал утешать:

— И чего ты так расстроилась? Подумаешь, растрата — каких-то триста рублей! Да и с кем такого не случалось?

Янковская высвободилась из объятий, пересела на другое место. Ей не давала покоя мысль — куда могли деться деньги? Работала она честно, злоупотреблений не допускала…

Собрав ассигнации, Анатолий направился к двери:

— Деньги кому отдать? Бухгалтерии? Может, вместе сходим?

Зина молча поднялась и вышла за ним.

В привокзальный буфет они явились робкие, как провинившиеся дети. Анатолий незаметно вручил Зине сверток с деньгами, сел за ближайший стол, за которым клевал носом захмелевший посетитель.

Прячась за соседом, Анатолий осмотрел шумный, насквозь прокуренный зал буфета. Он боялся, как бы кто из знакомых не увидел его здесь.

Янковская прошла за драпировку — там был кабинет заведующего. Вон он сидит, жирный, как боров, с огромным животом. Зина рассказывала о нем — никакого образования не имеет, а на этой должности держится много лет. А она такая грамотная, полгода поработала буфетчицей, и — растрата… Уж не заведующий ли ее и надул?

— О чем ты размечтался, парень? — прервал размышления Яндураева сосед по столу. — Думаешь, не знаю? Ишь ты, — погрозил он пальцем. — О девушке, о любимой!

Анатолий посмотрел ему в глаза. Они были мутными, как заросшие ряской лесные озерца.

— Кто не думает о девушке, тот не познает сладости жизни, — продолжал тот философствовать. — Так что, мечтай, желай! Но помни, рано или поздно за это придется расплачиваться.

Подвыпивший человек хотел еще что-то сказать, но к столу подбежала Янковская, счастливая, улыбающаяся. Она схватила Толю за руку и потащила к выходу.

— Никакой растраты нет, — сообщила она, сияя глазами, и, скрестив руки, повисла у него на шее. — Просто бухгалтер ошибся. Когда я расплакалась, он решил еще раз проверить мои накладные, и все сошлось. Ой, я так рада, так рада!

И тут же, среди улицы, на глазах прохожих, в ярком свете луны прижалась к Анатолию. У него зашумело в голове, застучало в висках. Он обнял женщину и, забыв о том, где находится, стал ее целовать.

17

Река Эль, родившись где-то в туманной глубине леса, выбегала на равнинный простор. И только приближаясь к деревне Элькасы, ее русло плавно огибало как бы вздыбившийся взгорок Эль-ту. Здесь река становилась шире, полноводней и, если смотреть сверху, напоминала чубук старинной чувашской трубки.

Но сейчас русло реки было сковано льдом, занесено снегом. И Эль-ту, подобно голове великана, покоилась под огромной белой папахой. Только с одной стороны подрытый людьми, обдутый ветрами, как голый затылок, чернел ее отвесный склон.

С повозки, первой выехавшей из леса, спрыгнул высокий худощавый человек. На нем были длинный енотовый тулуп, меховая шапка, теплые, с высокими голенищами бурки. Чтобы согреться и размяться, он, широко разводя руки и притопывая ногами, сделал несколько шагов вслед удаляющейся повозке. Потом остановился, приподнял заиндевелые очки и, щурясь, посмотрел в сторону поднимавшегося солнца.

Это — геолог Петр Петрович Верхоленский, он возглавил вторую геологоразведочную партию, направленную в Чувашию из Москвы.

Солнечные лучи едва пробивались сквозь молочно-белые облака, затянувшие небосвод. Северный ветер, стелясь по земле, взвихривал сухую снежную пыль. Все это не предвещало доброй погоды.

Геолог сошел на обочину дороги, сосредоточенно всматривался в проезжавшие мимо сани. На них везли буровые приспособления, приборы, инструменты. На самых последних санях лежали прямые длинные бревна, вроде телеграфных столбов. Они предназначались для сооружения буровой вышки.

В этих краях профессор Верхоленский оказался не впервые. Лет пять назад он обнаружил здесь месторождение фосфорита. Теперь ему и его группе предстояло решить вопрос, каковы запасы этой