Глубокая печаль - Син Кёнсук
В лунном таинственном свете виднелись храм и сарай, глинобитная ограда и снежная могила на ней. Снег скрипел под ногами, она пересекла двор и подошла к дому, мальчик из-за спины протянул руку и открыл перед ней дверь».
Ису приостановил чтение и прикоснулся своей щекой к щеке Ынсо:
– Мне страшно.
– Страшно?
Звук падающего в ночи снега проник в их комнату.
«″…Что это?! Шум ветра или игра лунного света?″ – Вздрогнув, она широко открыла глаза. За какую-то долю секунды леденящий луч света пронесся над ней и разбудил. ″Сон?″ – спина вся взмокла от холодного пота. Она засунула полотенце под одежду и вытерлась. Пот выступил даже на лбу. Вытираясь, она осмотрелась вокруг.
– Где ты?!
Она встала, включила электрический свет. Малыш пропал, только холодок гулял по его постели, а смятая подушка была откинута и поставлена набок. Спешно открыла дверь и вышла, не заглядывая в другие места, прямиком направилась в сарай. Ребенок опять лежал на поленнице, зарывшись в солому. Мальчик спал, свернувшись калачиком, словно детеныш дикого зверя, спрятав голову в глубоко натянутой на глаза шапке.
– Эй! Малыш!
Она снова стянула мальчика с соломы и взяла на руки. Вдруг что-то упало под ноги, и она поскользнулась. Это была оставленная на полу свеча. Она опять посадила ребенка на спину, прошла сквозь холодный ветер двора и вошла в комнату. Уложила мальчишку и хорошенько укрыла одеялом, выключила свет и снова легла.
Однако ей опять пришлось проснуться. Когда она открыла глаза от пробирающего холода, дверь комнаты была открыта, а ребенка снова не было. Она в спешке прибежала в сарай, стащила сорванца вниз, посадила его на спину и опять вернулась в комнату. Но, уложив его в постель и укрыв одеялом, уже не решилась заснуть, а стала наблюдать. Она догадалась, что во время сна ребенок, словно призрак, вставший из гроба, поднимался с постели и шел в сарай.
Свернувшись калачиком, не отрывая глаз от малыша, она довольно долго лежала в темноте.
Сколько же трудных нелепых ситуаций возникает перед ребенком, растущим без родителей! Она впервые почувствовала гнев и обиду по отношению к матери, которую до этого рисовала себе в розовых тонах, когда у нее пришла первая менструация. Хотя школьная медсестра иногда приходила в класс и рассказывала о подобном, она все равно ничего не могла понять. На школьной доске рисовали картинку и даже все очень подробно объясняли, но из всего этого длинного непонятного объяснения единственное, что отпечаталось в ее сознании: если кровотечения нет, то и ребенка нельзя родить.
Это случилось утром, перед выпускной церемонией из начальной школы».
– Сестра, а у тебя когда началось?
– После окончания начальной школы.
«″О-хо-хо, ты совсем взрослая стала. А у меня только в шестнадцать началось, – испуганно пробубнила тетя, увидев слезы девочки, вернувшейся из туалета в окровавленном нижнем белье, достала из комода белые подкладки и добавила: – Дитя мое, это только кажется, что выходит спереди, на самом же деле сзади… Подложи вот это и сзади тоже…″ – только-то и пояснила тетя и вышла из комнаты.
Девочка не поняла, что означало ″сзади″ и как это надо было положить. Она поняла, что это надо было положить под попу, и в торжественный день так и не смогла подняться со стула для выпускной церемонии в зале, так как старые тряпочки совсем сбились в кучу, а ее юбочка и стул окрасились в красный цвет.
Широко раскрыв глаза, она посмотрела вверх:
– Куда это ты?
Ребенок, словно призрак, скинул с себя шуршащее одеяло и стоял над ней. Сначала он удивленно открыл глаза, не понимая, где он. А потом тихо сомкнул веки и направился к двери. Она схватила его за плечи:
– Сарай не для того, чтобы в нем спали!
Она усадила его около себя. Мальчик еще не совсем проснулся, исподлобья посмотрел на нее и послушно остался сидеть на месте. Заметив, что слишком сурово смотрит на него, отвела взгляд и расслабилась. Надавив на плечи, усадила ребенка на постель, подняла край одеяла, и мальчик тут же залез под него.
– Хотя ты и не можешь понять мои слова, и все же… – Она протянула руку и нащупала руку мальчика, как когда-то делала с Сухэ. Прикоснулась ладошкой к ладошке мальчика и просунула пальцы в его пальцы.
– Люди, как правило, будучи впечатлительными, еще долго не могут забыть этого. Если ты вот так будешь спать в сарае, то я потом буду вспоминать тебя как мальчика, который спал в сарае, потому что трудно забыть случившееся.
Ладошка ребенка стала влажной. Она расцепила пальцы и притянула его к себе. У груди ощутила его учащенное горячее дыхание. Есть люди, которых так хочется погладить, но к которым нельзя прикоснуться. Прекрасно понимала, что мальчик может задохнуться, но еще сильнее прижала к себе, ресницы намокли от навернувшихся слез.
– Что ты сказал?
Ребенок, казалось, уже заснул у ее груди, но зашевелил губами, и от этого дыхания стало теплее на душе. Она высвободила руку и потрогала лицо мальчика.
– Что-что?
– Я о Млечном Пути… Что это такое? – спросил ребенок.
– Млечный Путь?
– Да.
Этот неожиданный вопрос мальчика показался таким милым, что она улыбнулась.
– Это мелкие, как слезинки, звездочки на ночном небе. Это река звезд, текущая по небу. Очень красивое зрелище.
– Как бусы?
– Какие бусы?
– Как мамины жемчужные бусы?!
Она снова прижала ребенка к себе.
″Да″. – Хотела ответить, но пересохшее горло не позволило.
– А что такое ″наперекосяк″?
Из ее пересохшего горла вырвался смех.
– Наперекосяк? От кого это ты услышал?
– От мамы. Она сказала, что из-за меня вся ее жизнь пошла ″наперекосяк″.
Она отодвинулась от мальчика. Он подумал, что она рассердилась, поскольку не ответила, снова съежился и ровно задышал, погружаясь в сон».
– Сестра, ты спишь?
– Нет.
«…Расставшись с мамой и Сухэ на той горной тропе, она встретилась с ними снова, лишь только когда училась в восьмилетке. Это случилось ранним летом. Она выходила со школьного стадиона, смотря на носки кроссовок, испачканные желтой глиной с горной тропы, и вдруг увидела маму и Сухэ. Они стояли напротив школьных ворот под навесом закусочной, где продавали ттокпокки[22]. Хоть и прошло семь лет с момента последней встречи, она сразу их узнала, особенно наряженную во
" alt="Михаил Ворскла - Русалка">
