Глубокая печаль - Син Кёнсук

– Вы куда-то уходите? – спросила Ынсо.

– Да, надо кое-куда сходить.

– Куда?

– Да так… – Мать, не договорив, вышла и закрыла за собой ворота, тогда Ынсо тут же поинтересовалась у Ису:

– А куда мама пошла со всем этим?

– В горы, конечно же, – ответил Ису.

«А в горы-то зачем?» – хотела спросить Ынсо, но брат так пристально посмотрел на нее, что девушка прикрыла лицо рукой.

– Почему ты так смотришь? – спросила она.

– Скажи честно.

– Что?

– Как у тебя с Сэ?

Молчание.

– Сестра!

– Хорошо.

– Сестра!

Молчание.

– Говоришь, с Сэ все хорошо, а с лицом тогда что?

– А что с лицом?

– Знаешь, что сказала мне мама, посмотрев на тебя вчера?

– Что сказала?

– Сказала, что, похоже, у Ису появится племянник.

– Что?

– Что у тебя с лицом? С чего это вдруг? Кожа неухоженная, одни скулы остались. Неужели у меня правда будет племянник?

– Да нет!

– А что тогда?

Ынсо закрыла глаза.

«Что мне сказать? – чувствуя на себе пристальный взгляд Ису, она не посмела открыть глаз. – Просто хочу побыть с тобою рядом, как в старые добрые времена. – Понимая, что брат ждет, когда она снова откроет глаза, все равно не открывала их. – Я тоже не знаю, с чего все пошло вкривь и вкось».

Немного погодя Ису куда-то засобирался. Ынсо, не шевелясь, прислушалась, как брат надевает одежду, носки. Открывая входную дверь, уже с порога сказал, что пошел в парикмахерскую, а ей надо немного поспать.

Только брат вышел, сработал телефонный звонок, Ынсо ответила, трубку на другом конце провода тут же положили. Сначала подумала, что кто-то ошибся номером, но через час телефон зазвонил снова, и так продолжалось до обеда. Пока они с мамой готовили обед, звонили пять раз, а затем они сели за стол. Еще когда позвонили в четвертый раз, кладя трубку, Ынсо догадалась: это звонки Сэ, без сомнения, это он. Бледная и растерянная, сидела она перед телефоном: «Он не может доверять мне, даже когда я у себя дома. Почему же? Ну почему?»

– Что случилось? – спросила мать.

– Ошиблись номером… – ответила девушка сдавленным голосом.

Ису все не возвращался. Ужиная вдвоем с мамой, Ынсо все время подбегала к звонящему телефону и не смогла спокойно поесть. В конце концов она отложила ложку и вышла из-за стола. Только к ночи телефон замолчал.

Когда Ису, сильно пьяный, с наголо обритой головой вернулся домой, была глубокая ночь. Он всего лишь состриг волосы, но Ынсо показался незнакомым человеком. Она погладила его по макушке: под светом электролампы голова Ису лоснилась и отдавала болезненным синеватым оттенком. Еще четче стала выделяться линия носа. Он с трудом уговорил мать не накрывать стол, сказал, что уже поел с друзьями в районном центре.

– Разве у тебя там есть друзья? – удивилась мама.

Ису ответил на вопрос вопросом:

– Да, есть. А вы думали, что у меня нет ни одного друга?

Ису сказал, что хочет сразу лечь спать, и все о чем-то бормотал засыпая. Ынсо приложила ухо к шепчущим губам брата и услышала, как он звал какую-то девушку: Чонхе.

«Чонхе? – Ынсо усмехнулась и встала. – Чонхе, говоришь?»

Думая, что Ису спит, Ынсо открыла дверь комнаты.

На дворе мела снежная метель.

– Проснулась?

– А ты почему не спишь?

Молчание.

– Который час, Ынсо?

– Два часа ночи.

– Забудь обо всем и спи. Ведь завтра весь день в дороге придется провести.

Ису подошел к Ынсо и улегся на живот возле нее. Было похоже, что он давно проснулся и уже успел постоять во дворе и вернуться в комнату: от лежавшего рядом с ней брата исходил свежий аромат снега.

– Сильный снег?

– Да, хлопьями валит.

– Сестра, у тебя есть что-нибудь твое почитать?

– Мое почитать захотелось?

Ису протянул руку к сумке Ынсо, порывшись, достал большой желтый конверт и заглянул в него:

– А вот и нашел!

Молчание.

– Я почитаю, а ты постарайся заснуть.

Молчание.

– В прошлый раз ты мне читала. Ну, как в детстве.

– Ты помнишь, что было в детстве?

– Еще бы. Я помню все, что связано с тобой.

– А что ты еще помнишь?

– Помню, как ты сказала: «Ису, ой и влетит тебе от отца, беги скорей!»

– Это я так сказала?

– Да. Это было в какой-то день перед проведением поминальной церемонии приношения предкам. Мамы в тот год не было дома, а папа уехал в районный центр, чтобы купить продукты к церемонии. Ты же тогда сидела на глиняном пороге и перебирала пророщенную сою. Тогда сою проращивали на чернющей золе из печки. Зачем только это делали?

– Я тоже не знаю зачем.

– Так или иначе, помню твои черные, перепачканные в золе руки. Даже после того, как ты все перебрала, застрявшая под ногтями зола делала их черными-черными. Еще тогда попросил тебя найти что-то на мару, а ты ответила, чтобы я сам искал.

– А что ты просил найти?

– Не помню, что именно… Может быть, бусины, а может, наклейки. Или попросил тебя подточить карандаш… Обычно, когда я просил тебя о чем-либо, ты всегда это делала для меня, но в тот момент из-за золы сказала, что не будешь, чтобы я сделал это сам. А я не на шутку разозлился и швырнул в тебя керосиновую лампу. Помнишь?

– Нет, совсем не помню. А ты что, и вправду запустил в меня керосиновой лампой?

– Да, ты знаешь, перед этим я тогда начисто вытер стекло лампы и положил его на мару.

– Негодник!

– Ты все равно не помнишь…

– Все равно плохой, как представлю, даже дух перехватывает.

– А я как испугался! Когда лампа попала в тебя, ты потеряла сознание.

– Я?

– Ну да. А, теряя сознание, знаешь, что ты сказала?

– Что? Что ты негодник! Так ведь?

– Нет, я бы не запомнил, если бы ты так сказала, забыл бы начисто. Но тогда, теряя сознание, ты сказала:

– Ису, ой и влетит тебе от отца, беги скорей!

– Надо же! Ты все до мелочей помнишь, – улыбнулась Ынсо.

– Помню, что в тот момент я подумал: «Быть тебе моей невестой».

– Разбойник!

Ису засмеялся и начал перелистывать записи Ынсо. Листая их, вдруг остановился и пристально посмотрел на сестру.

«Сестра, в конце концов, в чем дело? Я же все чувствую. Что с тобой случилось? Почему глаза так блестят?»

Брат только однажды видел такой взгляд у сестры.

Это было еще до ее свадьбы с Сэ, но уже после свадьбы Вана. Тогда Сэ позвонил Ису и попросил хотя бы разок навестить сестру, по его словам, в последнее время она вела себя довольно-таки