Счастье в добрые руки - Ольга Станиславовна Назарова
– Всё сначала? Вот прямо всё-всё? – улыбнулась Лариса.
– Ну да! Теперь мать не станет нам мешать. Теперь всё будет иначе! А потом у нас дети! Им же нужен отец, Лар, понимаешь?
– Так я и не отнимаю у них отца, – Лариса всё так же спокойно и ласково улыбалась бывшему мужу. – Пожалуйста, общайся, если они этого захотят.
– Лар, ты же понимаешь, что я не об этом… Я о нас с тобой! Нехорошо так… я мучаюсь без тебя, а ты… неужели же ты не скучаешь без меня?
Голос стал низким, в нём зазвучали этакие бархатистые убаюкивающие нотки…
– Чеcтно? Как-то не очень… – Лариса чуть не рассмеялась – таким по-детски обиженным на миг стало лицо Макса, он никогда не умел держать удар…
– Ну понятно! – с досадой пристукнул он руками по поручню, – Свободная и сильная женщина, которая типа всё может! Да ты же потом искать кого-то будешь, вешаться начнёшь на каком-то мужичке…
Так захотелось задеть её, зацепить, чтобы она расплакалась, чтобы поняла, как она уязвима, зависима от него.
Но Лара вместо этого невесело рассмеялась:
– Максинька, да ты так не переживай! Я со своей жизнью уж как-нибудь сама буду разбираться, ладно? И да… я никогда в жизни не искала «какого-нибудь мужичка», это ты меня с кем-то спутал! Я была только с тобой. А ты выбрал себе другую, более подходящую, ты готовился к этому, крысил от семьи деньги, морочил голову сыну, пренебрегал дочерью… Это ты сам, понимаешь! Не твоя мать, не кто-то со стороны, не случайности или веление высших сил – это твой выбор!
– Да и что с того? Да, ошибся я, понимаешь? О-ШИБ-СЯ! Надо прощать людей, ошибиться-то может каждый!
– Может, конечно, и прощать надо. И тебя я простила уже. Так что иди себе с миром, с моим прощением и всем прочим, а я и без тебя отлично справляюсь. Иди, а то тебя Валентина Петровна уже заждалась – ты у неё одна надежда и отрада.
– Я что? Для тебя уже ничего не значу?
– Почти, – Лариса разжала руку с осенним золотом, и ясеневый лист закрутился на ветру, – Ты отец моих детей.
– И всё?
– Почему же? Ещё мои воспоминания, хорошие и не очень, приличный кусок моей жизни – в памяти. А в настоящем – почти ничего – контакт в телефоне.
Ей было как-то удивительно спокойно – всё уже прошло, этот разговор даже самолюбию не польстил, что уж там. Дело-то вовсе не в ней, или в её внезапно рассмотренной Максимом неотразимости, а в том, что ему стало неудобно, некомфортно с мамой. Ну, ничего, он приложит некоторые усилия, поищет и найдёт себе какую-то другую, новую «делательницу комфорта».
– Комфортоменеджера… – улыбнулась про себя Лариса.
А Максим всмотрелся в её лицо и невесело спросил:
– А если серьёзно… У меня и правда шансов нет?
– Почему нет? Полно у тебя шансов, только не со мной! Ты совсем разучился любить, Макс. Любить-то это трудно. Не только брать надо, брать и запихивать под себя, а ещё и отдавать. Вот, попробуй хоть матери отдать чуточку внимания. Она, конечно, сложный человек, но твоя мать, и тебя любит до беспамятства.
Максим развернулся, в сердцах распахнул балконную дверь, пронесся через гостиную…. Заботливый отец прошел мимо обоих своих детей, словно они были невидимками, наткнулся в дверях на собаку и зло уставился на неё.
– Собаку, значит, завели вместо меня, да? Ну как, лучше? Хороша замена? – нелогично уточнил он.
– Да ты тут при чём? – Лара поманила к себе Раду, и та торопливо пришла, прижалась к её ногам. – Мы как-то про тебя и не думали, когда её брали.
В мировоззрении Максима это было невозможно… Он всегда ощущал себя центром всего своего мира. И вот… есть он, есть мир, а его центр с ним почему-то не соотносится! Макс зло покосился на собаку, ощущая, что сейчас начнёт чихать и это будет уже совсем несолидно.
Слишком громкий хлопок двери возвестил об окончании его визита.
– Он улетел и не обещал вернуться! – проворчала Сашка. – Мам, а ты знала, что в мире бывают консервированные сверчки?
***
Осенний вечер царил за окнами поезда, который уносил из Питера известную актрису, гепарда по метаболизму и просто привлекательную и обаятельную Светлану Патрушеву.
– Люблю осень… почему-то мне кажется, что когда я устаю, то можно спрятаться в ней, уйти в листопад и затаиться, переждать чужие взгляды, голоса, шаги, а потом вынырнуть, оглядеться, прислушаться, как кошка на охоте…
Светлана любила комфорт, поэтому возила с собой личный пушистый плед, в который сейчас и укуталась, глядя в пролетающую мимо осень.
– Так я не понял, а почему ты поехала медленным поездом? – её коллега Василий, счёл свои долгом уточнить, точно ли она села на ТОТ поезд, который едет в Москву. – Ты же могла бы Сапсаном… А так всю ночь ехать будешь!
– Захотелось мне так! – Света очень содержательно фыркнула. – Люблю осенью на поездах ездить!
Вася только головой покачал – последнее время у Патрушевой было такое странное настроение, что она могла бы и во Владивосток усвистать, а её очень ждут на съёмочной площадке для съемок с его клиентом Соколовским.
– Светочка, радость моя, ты точно помнишь, что завтра снимаешься в рекламе концерна Мироновых с Филиппом Ивановичем? – осторожно уточнил Вася. – Ты не думай, я не нарываюсь на грубость – но я ж его агент, а ему будет сложно сыграть ОБЕ роли, и свою, и твою… он талантливый, конечно, но фактурка не та…
– Вася, не расчёсывай мне нервы! Всё я помню. Просто… просто у меня какое-то такое ощущение странное.
– Какое ещё ощущение? – затосковал Вася, знающий, КУДА могут привести Патрушеву её ощущения.
– Не боись! Просто… просто я будто к чему-то новому еду. Тянущее такое чувство…
– Так, я всё понял! Ты забыла поужинать! – вздохнул Вася. – Посмотри, есть ли в поезде ресторан…
Глава 25. Профессиональное воздействие
Ресторан в поезде был и Света туда даже сходила – что пропадать-то хорошему дружескому совету.
– Мммм, соляяянка, обожаю! – млела Света над тарелкой, а на неё во все глаза смотрели посетители, один за другим заказывающие «вот то самое, что ест девушка».
Потом Света так же встретилась с очень дружелюбной котлеткой по-киевски
