Ведьмин ресторан - Ку Санхи
Хёсик побоялся касаться раны, только осмотрел порез. Он начинался под глазом, в нескольких сантиметрах от переносицы, и разрезал всю щеку так глубоко, что виднелась плоть. Ему стало плохо от одной мысли о том, каким образом она получила эту рану. Насколько это было больно. Как она испугалась. У него сердце болело так, будто это по нему полоснули серпом.
– Очень больно, да? Потерпи чуть-чуть. Мы пойдем к врачу.
Он попытался ее поднять, но она резко оттолкнула его. Серп чуть не задел руку Хёсика. Он на мгновение задержал дыхание.
– Я должна дождаться маму. Она будет волноваться, если я уйду.
– Бабушка умерла, когда ты была маленькой! Почему ты вдруг решила ее ждать? Не упрямься, пойдем скорее в больницу. – От волнения и отчаяния его голос стал громче.
Мама находилась в своем собственном мире.
– Есть хочу… Вот придет мама и приготовит мне сонпхёнов. Они у нее такие вкусные, с сосновыми иголками. Я и с тобой поделюсь, дяденька.
Хёсик всхлипнул, крепко обнимая маму, которая улыбалась и не чувствовала боли.
Рукой, в которой держала иголки, она погладила его по лицу.
– Дяденька, не плачь. Не плачь.
Не чувствует своей боли, но чувствует боль сына? Глядя на плачущего Хёсика, она тоже заплакала, даже горше него.
В конце концов Хёсик решил поискать для мамы дом престарелых. Он понял, что если так продолжится, то или мама, или он пострадают. Он нашел дом престарелых с хорошей репутацией недалеко от их района. Но в незнакомом месте мама перепугалась и ни на шаг не отходила от Хёсика, совсем как ребенок.
– Мам, я приду через пять дней. Жди меня и слушайся доктора, хорошо?
Как и обещал, Хёсик пришел через пять дней. Он купил разных вкусностей, но все оказалось зря. Мама не съела ничего из того, что он оставил ей в прошлый раз. Хёсик думал, что она ждала его, но ошибся. Она окончательно потеряла связь с миром.
– Мам, почему ты ничего не ела? Ты же такое любишь.
Она не ответила. Он открыл пакет с печеньем и поднес печенье ей ко рту, но мама продолжала безучастно смотреть на далекие горы. Ее тело находилось здесь, но душа была где-то далеко. У Хёсика сжалось горло. Это же была его мама; еще недавно она смотрела на него ясным взглядом, хотя и теряла память. Его поразило, что человек может стать таким всего за несколько дней.
Он тут же захотел забрать ее домой. Но как тогда жить? Приходилось выбирать из двух зол. Невозможно находиться рядом все время, а если он оставит ее одну, может произойти кое-что похуже, чем в прошлый раз… Хёсик сказал, что скоро придет навестить ее снова, и покинул дом престарелых.
Хёсик не возвращался довольно долго. У него не хватало смелости. Он боялся опять заглянуть в ее безжизненные глаза, боялся невыносимого чувства вины. Но и дома ему было страшно. Каждый вечер он выпивал – без алкоголя не получалось уснуть. Он даже перестал ходить в горы и вместо этого пил.
Через месяц он не выдержал и все-таки пошел проведать маму. Возможно, пойти заставило чувство долга, а может, угрызения совести. Как бы там ни было, а он отправился в дом престарелых и, увидев мать, застыл в ужасе.
Она усохла так, что остались лишь кожа да кости. Сначала он даже ее не узнал. Хёсик не понимал, как это произошло. Он ведь совсем недавно шутил: «Мама, ты такая большая, что даже я, твой сын, не могу тебя поднять», – а теперь она как будто уменьшилась вдвое, и он с легкостью поднял бы ее одной рукой. Но, несмотря на ослабшее тело, она крепко взяла его за руку. Казалось, она умоляла не оставлять ее.
«Я буду приходить чаще», – хотел сказать он, хотя знал, что не сможет сдержать обещание. Он заметил на мамином запястье красную царапину, а осмотрев ее, выяснил, что по всему телу появились синяки. Также была царапина на лодыжке. Хёсик прикусил губу.
«У меня нет ни жены, ни детей, которых нужно обеспечивать, так зачем же я бросил здесь маму? Конечно, случись что – и кто-то из нас может погибнуть, но хотя бы до смерти будем вместе. У меня она одна на всем белом свете, что же я сомневаюсь?»
Так Хёсик забрал маму из дома престарелых. Решив заботиться о ней сам, он поискал центр дневного пребывания. В центрах неподалеку не было свободных мест, поэтому он оставлял маму в центре, до которого добираться было больше часа. Днем за ней присматривали в центре, а после работы за ней присматривал он. Как и говорил доктор, у мамы была «безобидная деменция», но, когда разум покинул ее, забота о ней стала напоминать заботу о трехлетнем ребенке. У Хёсика, конечно, не было опыта возни с детьми, но он знал, что сравнение точное.
Через две недели Хёсику позвонили из центра. Он был на работе. Ему сообщили, что не смогут больше принимать его маму:
– Простите, но мы не сможем предоставлять вам услуги дневного содержания в связи с опасностью вашей мамы для других пациентов.
По словам представителя центра, ее поведение было нехарактерно для пациентов с деменцией. Например, она попыталась прыгнуть вниз с лестницы, сидя верхом на метле и крича, что она ведьма; положила другим пациентам на голову ветки и попыталась поджечь их, утверждая, что это вылечит больных, – словом, вела себя так, словно у нее было совсем другое ментальное расстройство. Какие еще ведьмы… Она что, окончательно впала в детство? Перестала различать сказку и реальность? Хёсик не знал, плакать ему или смеяться.
Хёсик уволился из компании, чтобы полностью посвятить себя уходу за мамой. На него и так уже давили, предлагая выйти на пенсию, так что, может, все вышло к лучшему. Чтобы зарабатывать на жизнь, Хёсик устроился в службу доставки супермаркета неподалеку. Пока он работал, за мамой должна была присматривать сиделка. Однако опять возникла проблема: уже во время собеседования или в лучшем случае через день-другой сиделки отказывались от работы.
– Бабушка энергичная, но она ходит под себя, и я просто не в силах постоянно за ней убирать. Пытаешься ей подгузник надеть, а она начинает кусаться. Когда человек в таком состоянии, его лучше отдать в специальное заведение.
Удивительно, но, когда Хёсик был дома, у мамы не возникало проблем с туалетом. Но и сиделки едва ли наговаривали на нее. Может, таким образом мама протестовала против чужих
