Счастье в добрые руки - Ольга Станиславовна Назарова
Даня не просто отказывался, он игнорировал бабушку как явление.
Деньги у него были – отец и бабка надавали много, в надежде, что Данечку приманят получше, так что он попросту заказывал себе еду, которую хотел, а потом ел её в комнате, почти не отрываясь то от планшета, то от смартфона, в зависимости от того, на чём в этот раз играет.
– Мечта, а не лето! Никто не дёргает, ничего не хочет, никто не нудит про какие-то там обязанности! – думал он. – Мать не пристаёт со своей едой – могу есть, что нравится. Бабка чего-то начала мне супчики подсовывать, так я её шуганул и всё! Круууто!
Однако, одним прекрасным утром крутизна внезапно стала какой-то менее крутой, когда Даня внезапно узрел, что в зеркале он отражается как-то странно…
Сначала к Валентине Петровне прибыл крик:
– Ба! У меня всё в пятнах, и они чешутся!
А потом появился весьма и весьма леопардовый внук, перепуганный и отчаянно начёсывающий физиономию.
Максим, спешно выбежавший из своей комнаты, с трудом припомнил, что нечто такое с отпрыском уже было, и набрал номер бывшей жены.
– В пятнах? Ну, конечно, он будет в пятнах – у него же аллергия. Ты же знаешь! И маме твоей я памятки писала, что ему можно, а что нельзя, и тебе тоже передала. И лекарства вручила на всякий случай.
– Так это не страшно… – обрадовался Максим, напрочь забывший о прошлом разе, когда пятилетнему Дане бабушка скормила половину Макдональдса. Конечно, как же об этом помнить, если всем занималась Лариса.
– Он должен пропить курс лекарств и, конечно, никакого фаст-фуда. Ты же знаешь…
– Да ничего я не знаю! Откуда? – разозлился Макс.
И это его раздражение было только началом. Он-то думал, что вечером он придёт и всё будет нормально, но Даня, хоть ему и стало получше, распсиховался из-за отсутствия вкусной для него еды, перессорился с бабушкой, а потом продолжил с отцом.
Правда, отец, эстетический вкус которого оскорблял неидеальный сын, и отвечал в том же духе:
– Да ты посмотри на себя! У тебя ж пузо висит, щёки за месяц наел, как у хомяка, весь в пятнах, да ещё скандалишь, что тебе нельзя гамбургеры и пиццу? Мать тебя совсем распустила, а бабка потакает!
Разумеется, после такого высказывания атмосфера в квартире Валентины Петровны слегка испортилась и стала приближаться к штормовой.
Что во всём этом было абсолютно и непередаваемо возмутительно, так это то, что Данина мать оказалась сущей ехидной!
– Лариса, приезжай, у Данечки сыпь не проходит! – взволнованно взывала Валентина Петровна.
– А что он вчера ел? А сегодня?
Выяснилось, что от предложенной каши, которая показалась Дане пресной и невкусной, он, разумеется, отказался, и ушел погулять. Пришел уже сытый, правда, побледневшая было за ночь сыпь, снова расписала его узорами…
Лариса почему-то не прыгнула за руль и не рванула спасать сына, а позвонила ему.
– Дань, ты где позавтракал?
– Мам, да я только маленький чизбургер взял! И пирожок! – расстроился сын. – А оно ОПЯТЬ!
– Дань, когда тебе было пять лет, я могла всё это понять… но тебе уже двенадцать и ты самостоятельно решаешь многие вопросы. Ты же имеешь на это право?
– Имею!
– Правильно, только вот и обязанности тоже имеешь. Например, по отношению к собственному организму. Если ты знаешь, что тебе эти продукты нельзя, а ты снова их ешь, кто ж тебе виноват? Если тебе не нравится бабушкина готовка, возвращайся домой.
– И ты посадишь меня на диету? – обиделся Даня, которому хотелось, чтобы мама приехала, дала ему какое-то супер-лекарство, и разрешила бы жить так, как ему хочется.
– Нет, зачем? Я же не могу запереть тебя в твоей комнате и кормить насильно. Ты уже сам должен контролировать свои желания.
– Я не хочу так! Я хочу по-другому!
– Сашка на такие вещи тебе говорила: «Похотеть можешь – получить нет!» – вздохнула Лариса.
– И ты даже не приедешь?
– Дань, я сейчас в дороге, под Питером, вернусь поздно. Если ты хочешь вернуться…
– Нет! Не хочу! Ты ничего не понимаешь! – взвился Даня, который за время пребывания на «идеальных каникулах» слегка утратил связь с реальностью, бывает такое, когда человек слишком много смотрел на экран и видел там всё, что угодно, то только не то, что он должен делать.
– Ну хорошо. Тогда оставайся у бабушки и папы! – легко согласилась мама. – Постарайся всё-таки не есть то, что тебе нельзя, у тебя организм и так долго терпел твои выкрутасы. Не доводи его дальше.
Стоило только закончить разговор с шокированным до глубины души сыном, как позвонил бывший муж.
– Я не понимаю, как ты можешь называть себя матерью, если у тебя болеет ребёнок, а ты до сих пор к нему не приехала? – начал он.
– А что такое? Никакой болезни, которая требует моего присутствия, у Дани нет. Я неоднократно говорила и тебе и Валентине Петровне о том, что Дане есть нельзя, правда? Правда. Даня об этом тоже знает, но раз ему разрешали и бабушка, и папа, выставляя себя хорошими, а меня – занудной придирой, то он, конечно же, доверился вам и получил, что получил. Максим, давай честно… ты же сам сказал, что будешь сыном заниматься – вот и давай!
– Как я могу им заниматься, если это всё твоё воспитание?
– Погоди-ка… мы в разводе всего год. Ты хочешь сказать, что я за год разрушила всё то, что ты дал сыну за одиннадцать лет его жизни?
Как можно ответить на такой вопрос, а? Ну, как?
Сказать, что да, разрушила, этакая негодяйка, так что ты за отец, раз такое слабое воспоминание о настоящем мужском воспитании оставил в собственном сыне? К тому же Лариса вовсе не запрещала им общаться…
Сказать, что нет, не разрушала, а тогда, кто же во всём виноват?
Обидно…
Максим привычно пообижался, высказал что-то вроде:
– Все вы, бабы, такие! – эта фраза универсальна к применению некоторыми мужчинами, в моменты, когда они в упор не знают, что именно можно сказать.
Лариса пожала плечами, беззвучно рассмеялась и поняла, что, пожалуй, начинает получать удовольствие от сближения сына и отца.
– О, сколько откровений дивных вы приготовили себе! – промурлыкала она, когда муж отключился.
Впрочем, потом позвонила Сашка и рассказала, что вся та же «обязательная программа» была выполнена и с ней, разве что в словосочетании «какая ж ты мать», слово «мать» было заменено на «сестра».
– Мам, я им сказала, что нечего было