Ведьмин ресторан - Ку Санхи
Четыре года в университете, исторический факультет, неопределенная специальность, и возраст старше тридцати. Его никто не возьмет. Выпускной. Долг по потребительскому кредиту и кредиту на образование размером в сорок миллионов вон. Юнги вспоминает о своей детской мечте стать археологом. Если отыскать древнее сокровище, долг сразу исчезнет. Отличная мысль. Но Юнги не едет в экспедицию. Он встает рано утром и идет на биржу труда.
Время летит незаметно, и вот Юнги стоит одетый в строгий черный костюм. Неужели первый рабочий день? Не так быстро. Он на похоронах. Отца сразил удар, когда он продавал жареный батат в двадцатиградусный мороз. Отец не очнулся. Юнги больно думать о том, что он не смог обеспечить отца на старости лет. Да что там – даже в ресторан не сводил ни разу. Он вспоминает слова отца: «Не живи, как я, выучись на инженера».
Юнги снова надевает костюм – на этот раз он действительно идет на работу. Все начинается с тренинга для новых сотрудников. В лекционном зале около сотни людей. После просмотра видео на сцену выходит мужчина в роскошном костюме и начинает лекцию. Он похож на главу религиозной секты: пылко и убедительно обещает, что, достигнув алмазной лиги, вы непременно станете миллионером. Сотрудники зубрят базовые стратегии сетевого маркетинга, точно религиозную догму: человеческий ресурс – это главное богатство, нужно приносить пользу человечеству в соответствии с принципом «хоник инган»[8].
Юнги уходит из компании не по своей воле: от сотрудников требуют финансовых вложений, а у него нет денег. Когда он сообщил об этом, ему велели завести кредитную карту, но банк больше не выдает ему кредиты. «Тогда приводи друзей», – сказали ему. Но, стоило заикнуться про сетевой маркетинг, друзей тоже не стало. Эх, а ведь мог бы стать миллионером, надо было только достичь алмазной лиги. Какая неудача!
Юнги снимает костюм и надевает рабочую робу. Он получает зарплату ежедневно, помогая на стройке. Оплата щедрая, а еще иногда рабочие зовут пропустить по стаканчику. В следующем месяце он непременно начнет поиски постоянной работы.
Но этого не происходит, так как Юнги оказывается в больнице. Перелом руки. После снятия гипса он точно рождается заново: теперь он человек с плохим кредитным рейтингом.
Вдох. Еще один. Юнги лежит в гробу. Ладно, это не гроб, а косивон – комнатушка чуть больше трех квадратных метров. Почему он здесь? А, точно, не смог внести плату за свою предыдущую комнату, на цокольном этаже. Здесь нет окон, негде помыться, нет ни телевизора, ни холодильника.
Откуда-то доносится голос мамы: «Чтобы были силы, ты должен хорошо кушать, сынок». «Не переживай, мама, я хорошо питаюсь», – смело отвечает он и тут же начинает сомневаться. «Мама, если честно, я умираю с голода. Пожалуйста, одолжи мне сто тысяч вон, чтобы я смог поесть». Он не может позволить себе сказать это: маме за шестьдесят, она работает уборщицей.
Хочется есть. Даже во сне. Так странно. Юнги терпит, долго терпит. Заканчивается тем, что он ворует недоеденную жареную курицу из общего холодильника. Всю ночь его рвет. То ли курицей, то ли собственной совестью – сложно сказать. А может, желудок отвергает жирную пищу после долгого воздержания.
– Вот бы наесться курицы до отвала, ничего другого бы не хотел, – бормочет Юнги, обнимая унитаз.
Ограбление… Сны начинают переплетаться с реальностью.
* * *
Из забытья Юнги вывел стук ботинка об пол. Очнувшись, Юнги увидел над собой три лица: одно мужское, два женских. И никакого тебе света в конце тоннеля. Не умер. Юнги попытался встать, но не сумел даже пошевелиться. Его связали? Нет. Просто у него не осталось сил. Парень протянул ему руку. Ухватившись за руку, Юнги сел. А потом встал на колени.
– Простите меня. Я совершил смертный грех.
Все молчали. Его сдавленный голос эхом пронесся по ресторану.
– Я не ел четыре дня. Меня довел голод, я потерял рассудок. – В знак раскаяния Юнги поклонился, низко опустив голову. – Простите! Простите меня! Я не прошу о снисхождении, мне просто очень жаль!
Ответом ему была тишина. Юнги ждал звука полицейской сирены. Интересно, кражу жареной курицы добавят к обвинению? Наверное. Красть чужое – это ведь преступление. Если полицейские опросят соседей, станет известно о пропаже курицы, и если не повезет, Юнги обвинят в краже других пропавших вещей. Учитывая, какой жалкой была его жизнь, такой сценарий более чем вероятен.
Юнги ждал, но сирены все не было. Пробки? Но ведь уже за полночь.
Уши ему резанул чей-то весьма раздраженный голос:
– Раз уж пришел в ресторан, не пора ли сделать заказ?
Юнги удивленно поднял голову и икнул, вздрогнув всем телом.
Женщина с короткими волосами смотрела на него сверху вниз.
– Ты что, оглох? Мы люди занятые. Называй быстрее.
– Что называть? – озадаченно спросил он.
– Желание свое! – взвизгнула женщина.
Вероятно, от изумления Юнги тут же проговорил:
– Я хочу устроиться на работу. Если можно, на какую-нибудь приличную.
«Работа. Хочу устроиться на работу». Эти слова, которые он повторял бесконечно, сами выскочили изо рта, как будто кто-то нажал кнопку воспроизведения в его голове.
– Работа, значит!
Юнги кивнул. Женщина скривила губы, потом пожала плечами, как бы говоря: «Ну, раз такое у тебя желание…» – по жесту нельзя было понять, хорошо она к этому относится или плохо.
– Ясно, – ответила она и быстро ушла на кухню.
Девушка вздохнула и пошла вслед за женщиной. Юнги было так стыдно, что он не смог поднять на нее глаза. У него кружилась голова, и он не понимал, что происходит.
Парень-сотрудник дотронулся до его плеча и грубовато сказал:
– Мужчина, вставайте уже.
Поджав губы, парень смотрел на Юнги с выражением, которое трудно было назвать дружелюбным.
– Выполнение заказа займет некоторое время. Вам лучше присесть.
Парень указал на место за столом. Стол был такой огромный и крепкий, что на нем, наверное, можно было бы спать; он ярко блестел, отражая свет ламп. Взгляд Юнги зацепился за белый узор на столе, а затем его внимание сфокусировалось на тосте. Ломтик сыра и красноватый джем на подрумяненном хлебе. Юнги громко сглотнул слюну, которая против его желания наполнила рот.
Парень протянул ему
